Бист Вилах. Красный город
Шрифт:
– Не разведчик, а саботажник, – поправил Дариор, – или, если хотите, диверсант. Нелёгкая, скажу я вам, служба. Однако учили нас неплохо. И уж что-что, а слежку я распознавать умею. Помните, комиссар, вы в прошлом году приставили следить за мной того идиота – ажана Бернара? Кажется, вы опасались, что я снова возьмусь за расследование и найду преступника раньше вас.
Мортен покраснел и, отвернувшись, пробормотал что-то вроде:
– Не было такого!
– Я говорю это к тому, – продолжал Дариор, – что за годы службы научился чувствовать наблюдение, и не только на себе. Когда я иду по улице, то всегда непроизвольно
– Складно придумано, – одобрил Банвиль. – Что скажете, комиссар?
– Делайте что хотите! – отмахнулся тот, всё ещё пытаясь скрыть смущение.
– Для начала нам нужен проводник…
И в этот миг, словно подслушав разговор, из толпы гуляк выпорхнул давешний мальчуган в залатанном пальто. Его внимательные глазки быстро стрельнули по дорогим шубам путников и хитро прищурились. Он что то смекнул, а затем, даже не думая просить приглашения, уселся рядом с комиссаром.
– Здрасьте, дяденьки! Я вижу, вы не здешние? Могу чем-нибудь помочь, я шустрый, – без обиняков начал он хрипловатым тенором.
Дариор строго посмотрел на паренька:
– Поживиться не удастся, молодой человек.
Мальчуган трагично распахнул большие глаза и перекрестился.
– Бог мне судья! Зарабатывать на хлеб надо. Вот и кручусь как могу: кому сбегать куда, кому что… за долю малую.
Паренёк, видимо, принял нас за «деловых ребят», – подумал Дариор и улыбнулся.
– Нам нужен проводник до Хитровки.
– Ой, дяденька, Хива – дом родной!
– Дом родной, говоришь? А что здесь делаешь?
– Да вот, как раз с порученьицем на праздник посылали.
Дариор снова окинул взглядом новоявленного чичероне и, в общем, остался доволен. Сразу видно: беспризорный москвич. Именно такой человек и может провести в самые затаённые недра города.
– Что он говорит? – нетерпеливо спросил Мортен.
– Очень хочет стать нашим проводником.
Мортен так же оценивающе взглянул на мальчугана и неопределённо хмыкнул.
– А ты дорогу-то знаешь? – осведомился Банвиль с лёгким полицейским недоверием.
Дариор перевёл. Пацанёнок снова захлопал глазами и сделал страдальческое лицо. «Ещё бы слезу пустил, клоун!» – подумал историк.
– Как не знать-то? С колыбели здесь живу! Так что будьте покойны, дяденьки: доведу в лучшем виде.
Дариор вопросительно переглянулся с попутчиками.
– Хорошо. Значит, отведёшь на Хитровку.
Мальчуган задумчиво сощурился, в его глазах блеснул алчный огонёк.
– Отведу, – повторил он. – Только далековато, да и попетлять придётся.
Дариор ещё раз взглянул на Мортена и, наконец, принял решение.
– Ладно. Выходим. Прямо сейчас.
Трое путников моментально поднялись и стали пробираться к двери. Мальчуган, удивлённый такой поспешностью, торопливо последовал за ними. Ночная улица обдала всех жгучим морозом.
– Нам туда, – просипел малец и бойко затрусил по дороге. Он шёл быстро и уверенно. Было видно, что беспризорник идет знакомым путём.
Скорым
«А с тростью-то идти действительно удобнее, – улыбнулся про себя Дариор. – Хорошо, что не убрал обратно».
– Как тебя звать? – спросил он у проводника.
Тот обернулся и чинно приподнял картуз.
– Саня. Саня Бандикут.
– Кто-кто? – не понял Дариор.
Проводник охотно принялся объяснять.
– Бандикут – это такой зверь, типа нашего зайца, но живёт в Австралии. Был у нас тут один учёный, давно уж. Глазов или Глазьев, не помню. Работал на «Московский листок». Писал про нас, хитрованцев, статейки – «По улицам и переулкам». Представлял быт и нравы «дикого народа». Помню, прибился как-то к нам, сделку предложил. Мол, мы должны по особенным местам водить его да интересные историйки про жизнь Москвы балакать. Ну, мы и несли ему всякие небылицы, а он в месяц каждому по красненькой отстёгивал – во как! Заодно рассказывал нам про заморские страны: про Америку, Бразилию, Австралию. Потом принялся меня Бандикутом называть. А всё оттого, что я бегаю быстро и прыгаю высоко – точно как этот заяц чужеземный. Ну а мне-то что? Бандикут так Бандикут. Звучит неплохо. Вроде как «Бандит». Уж лучше, чем Миха Заусенец или Мишка Шизоид! Есть тут у нас два таких – в «Ярохе» слам толкают.
Путники миновали очередной разухабистый перекрёсток и вошли в тёмный проулок. Дариор внимательно слушал рассказчика и переводил своим спутникам. Тем было интересно узнавать русские байки из уст настоящего москвича.
– А что стало с репортёром? – спросил Мортен, когда Саня ненадолго умолк.
– С Глазовым? А хрен его знает. Говорят, прошлой весной учёного нашего сухаревские порезали. Да и чёрт с ним.
– Где ты родился? – уточнил Дариор. Он давно заметил, что мальчуган изъясняется весьма развёрнутыми нехитрованскими выражениями. Словарный запас намного богаче, чем у несчастных бродяг!
Саня сделал скорбное лицо:
– Не поверите: уродился в доме настоящего помещика. У бати моего и усадьба в Твери была, и домишко в Китай-городе. На лаковых повозках ездили! Пешком, считай, никогда не ходили. В имении – десяток слуг, деньжищ немерено. А потом загнулся батя от чахотки. Кредиторы, родственнички и прочие паскуды раздербанили имущество, а меня в приют отправили. Я, конечно, уже через год оттуда утёк. Вот так и брожу здесь, от Хитровки до Сухаревки, – народ за деньги переправляю, кому пешочком-то. Кстати, дяденька, сколько заплатишь?
В глазах паренька блеснул алчный огонёк, и Дариор невольно усмехнулся:
– В накладе не останешься.
Внезапно Саня тоже усмехнулся, но как-то по-другому. По его лицу расплылась улыбка. Ни слова не говоря, он скакнул в сторону и исчез во тьме. Сперва Дариор решил, что это глупая шутка. Но тут из-за поворота появились две здоровенные фигуры. Впереди неспешно брёл мрачный громила, а рядом вразвалочку вышагивал второй молодец, по размеру не уступавший своему приятелю. У обоих в руках покачивались ужасающие дубины. Второй даже нес извозчичий хлыст. На лицах громил пестрели самодовольные ухмылки.