Бить будет Катберт; Сердце обалдуя; Лорд Эмсворт и другие
Шрифт:
– Если так, – отвечал я, – владелец выбежит в пижаме и предложит вам на выбор сигару или орешков.
Мортимер, кажется, успокоился и устремил взгляд на мяч. Потом вновь обернулся ко мне.
– Я не должен чего-то сказать перед началом? – спросил он. – «Разойдись!» или что-то в таком роде?
– Можете сказать: «Эй, впереди!», если так вам будет легче. Но в этом нет надобности.
– Если уж я учусь этой дурацкой игре, – твердо сказал Мортимер, – я буду играть по всем правилам. Эй, впереди!
Я
Покуда я предавался размышлениям, Мортимер ударил. Клюшка со свистом рассекла воздух и скользнула по мячу, отбросив его примерно на шесть дюймов в сторону.
– Проклятие! – вскричал Мортимер, выпрямляясь.
Я одобрительно кивнул. Удар был не такой, чтобы занести его в анналы гольфа, но суть дела Мортимер уловил.
– Что произошло?
Я вкратце объяснил:
– Вы плохо подошли к мячу, плохо держали клюшку, во время удара повернули голову и качнули корпусом, забыли о работе кистей и сделали слишком резкий замах, неправильно опустили клюшку и потеряли равновесие, а при завершении удара не повернулись на левой пятке и согнули правое колено.
Секунду Мортимер молчал.
– В этом времяпрепровождении есть что-то такое, – проговорил он, – незаметное стороннему наблюдателю.
Я замечал – да и другие, наверное, тоже, – что в развитии каждого человека есть определенный миг, когда можно сказать: он пересек черту, некий Рубикон, отделяющий гольфиста от негольфиста. Этот миг наступает после первого хорошего драйва. За те девяносто минут, что я знакомил Мортимера с азами игры, он выполнил все известные науке драйвы, но хороший – только перед самым уходом.
За секунду до того он с отвращением разглядывал волдыри на ладонях.
– Бессмысленно! Я никогда не научусь этой кошмарной игре! Да и не хочу! Занятие для чокнутых! Какой в нем смысл? Лупить палкой по паршивому мячику! Если захочу размяться, возьму трость и буду греметь ею по перилам – и то больше проку! Ладно, пошли. Незачем убивать здесь все утро.
– Еще разок ударьте, и пойдем.
– Ладно. Как хотите. Все равно без толку.
Он положил мяч на ти, нехотя принял стойку и небрежно ударил. Чпок! Мяч стрелой пролетел сотню ярдов, описал изящную дугу еще ярдов на семьдесят, ударился о дерн, покатился и замер недалеко от грина.
– Отлично! – вскричал я.
Мортимер был ошеломлен.
– Как это получилось? – спросил он.
Я объяснил в самых простых словах:
– Вы хорошо подошли к мячу, хорошо держали
– Ясно, – сказал Мортимер. – Да, я чувствовал, что бить надо именно так.
– Теперь идемте домой.
– Погодите минутку. Хочу закрепить, пока еще свежо в памяти. Значит, я стоял вот так… или вот так?., нет, скорее вот так. – Он обернулся ко мне, сияя улыбкой. – Как же все-таки здорово, что я решил заняться гольфом! И что за ерунду пишут юмористы – будто все постоянно мажут по мячу и с досады ломают клюшки! Нужна лишь чуточка аккуратности. А какая мировая игра! Лучше и быть не может! Как вы думаете, Бетти уже встала? Надо ей показать этот мой драйв. Идеальный замах, в который вложена каждая унция веса, безупречно слаженная работа всех мышц. Я не хотел ей ничего говорить, пока не научусь, но теперь-то я точно научился. Идемте, вытащим ее из дома.
Лучшего времени было не сыскать. Я положил ему руку на плечо и произнес скорбно:
– Мортимер, старина, у меня для вас дурные новости.
– Не торопясь… назад… держать голову… Что-что? Новости?
– Насчет Бетти.
– Бетти? Что с ней? Корпус держим ровно… глаза на…
– Приготовьтесь к потрясению. Вчера вечером Бетти зашла ко мне. После ее ухода я обнаружил, что она украла мою серебряную спичечницу.
– Украла вашу спичечницу?
– Да.
– В таком случае вина на вас обоих, – отвечал Мортимер. – Скажите мне, если сейчас я качнусь.
– Вы не поняли! Вы осознаете, что Бетти, девушка, на которой вы собрались жениться, – клептоманка?
– Клептоманка?
– Другого объяснения быть не может. Подумайте, что это значит, старина! Как вы будете себя чувствовать всякий раз, когда жена соберется за покупками? Представьте: вы сидите один дома, смотрите на часы и говорите себе: «Сейчас она тянет с прилавка шелковые чулки!»; «А вот теперь прячет перчатки в зонтик!»; «Скоро положит себе в карман жемчужное колье!»
– Она все это будет делать?
– Конечно! Она просто не сможет прибрать себя к рукам. Вернее, не сможет не прибрать к рукам все, что видит. Что скажете, мой мальчик?
– Это сближает нас еще больше, – ответил он.
Должен признаться, я был тронут. Замысел провалился, но стало ясно, что у Мортимера Стерджиса – золотое сердце. Он отрешенно смотрел на фервей.
– Кстати, – мечтательно проговорил Мортимер. – Интересно, бывает ли она на распродажах – ну, знаете, на таких аукционах, где можно заранее осмотреть лоты? Там часто выставляют вполне приличные вазы.