Битва королев
Шрифт:
– Каким способом?
Она вновь расхохоталась и обвила его шею округлыми, сильными руками.
Опрокинув его на кровать, Изабелла сорвала с мужа остатки одежды, обнажилась сама и улеглась на него всеми округлостями своего великолепного тела, дразня и возбуждая его мужское естество.
– У них это происходит по-другому. Ты можешь вообразить, как Бланш и Людовик занимаются любовью? – Она хихикнула.
– Нет, не могу.
– Я тоже. О мой красавчик Хьюго! Ты не знаешь, что я отдавалась тебе много-много раз еще до того, как ты познал
– Зачем ты спрашиваешь, Изабелла?
– Я сделаю для тебя все, что ты захочешь, но и ты послужи мне как великий рыцарь. Проникни в королевскую спальню, возьми подушку, отыщи в потемках эту высокомерную мордашку, заткни ей рот и нос и держи так. Пока… эта сука не похолодеет…
– О чем ты говоришь?
Хьюго был готов взвиться до потолка, если б на нем не лежала обнаженная Изабелла.
– Так, болтаю разную ерунду. Ты же этого не сможешь сделать? Правда? И зачем? Но нам надо заставить их поступать, как нам хочется.
– Мы их вассалы.
– Они нас боятся, Хьюго.
– Я так не думаю, дорогая. Людовик – король, Бланш – королева. Ты видела, какое большое войско они привели с собой?
– А почему? Потому, что им страшно. По какой причине они явились сюда по первому твоему зову?
– Я присягнул Людовику.
– Чепуха! Вассал… сеньор… не говори этих мерзких слов при мне. Я не вышла бы замуж за покорного вассала, за овцу, которую стригут. Послушай меня, Хьюго! Мы можем платить за наш покой непомерную цену, унижаясь перед ними. Но я с этим не смирюсь! Мой сын – король Англии. Неужели ты не понял, что все нити тянутся к нам, и мы их дернем, когда захотим. Генри помнит о своей матери. Он хороший, послушный мальчик… и такой еще несмышленый. Людовик нас боится, Бланш я беру на себя. Давай соединим наши мозги и придумаем, как нам поджечь пожар. Ты меня понял?
– Да, милая. Это значит, что начнется война.
– Пусть начнется война, а войны Людовик страшится больше, чем семейство Лузиньянов. Генри выступит на нашей стороне. Представь себе, какую выгоду ты извлечешь, когда под скипетр Англии вернутся все утерянные дураком Джоном земли, а тебя провозгласят принцем-супругом королевы Англии?
Он молчал.
– Молчание – знак согласия, – пошутила она. – Если ты не можешь сказать «да», предоставь мне право действовать.
Ее губы тянулись к его губам. Разве мог он противостоять искушению? А ее распущенные по плечам волосы? Их прикосновение было не щекотным, а сладостным.
– Сегодня ты еще более соблазнительна, Изабелла…
– Ну, говори! Что же ты замолчал? – усмехнулась она. – Продолжай!
– …чем когда-либо. Я не знаю почему… но ты так чаруешь меня в эту ночь.
– А как было прежде? – шутила она.
– Прежде было хорошо, но не так. Как будто в тебя вдохнули новую страсть. Кто из мужчин может устоят перед тобой? Никто.
– Я знаю, кто, – посмеивалась
– Людовику не нужна другая женщина, кроме своей жены.
– Господи, какой же он примерный муж! А ты так же верен мне?
– Конечно, но не по той причине, по которой блюдет Людовик верность Бланш.
– А по какой? – Ты даруешь мне блаженство в постели, какого не получишь и в раю. Бедняге Людовику подобное и не снилось.
Смех Изабеллы сотряс стены супружеской спальни, волна похоти, исходящая от нее, и мертвеца подняла бы из гроба.
– Ну а графу Шампанскому? – мурлыкала всепобеждающая страстная кошечка.
– Ему не повезло, Бланш от него слишком далека – за семью морями, за высоким стенами… – прерывисто шептал Лузиньян, изнемогая от страсти.
– Так сблизим их дорожки… как мы с тобой сблизились.
И Изабелла принялась страстно и с охотой ублажать своего красивого супруга.
Королева Франции нервно расхаживала по покоям, отведенным хозяевами замка для ночлега ее с Людовиком.
– Я не доверяю этой шлюхе! И Хьюго де Лузиньяну, хоть он и присягнул тебе, как сюзерену. Раз он обвенчался с ней, то уже отравился ее гадючьим ядом.
– Ты сама себя настраиваешь против нее. В чем дело? Откуда такая неприязнь? – миролюбиво спрашивал Людовик.
– Оттого, что она вышвырнула свою дочку вон! – грубо ответила Бланш. – И шлепнулась в постель с женихом дочери.
Людовик удивился, что его королева говорит словно торговка на Парижском рынке.
Он не догадывался, что Бланш благодаря своему свекру смогла изучить, чем живет и дышит громадная Франция.
– Ты что, совсем невинный барашек? – вдруг устремила на супруга свои огненные очи Бланш.
Людовик с трудом выдержал этот взгляд.
– Разумеется, мы должны быть бдительны.
– Я изучила их родословную и все документы на право их владений. Они богаче, чем мы с тобой, Людовик. Они нависли над нами как грозовая туча.
– Но Хьюго – человек чести…
– А его жена – выродок! Она сплавила дочь к шотландским людоедам, чтобы завалиться в постель с ее женихом!
Людовик вздрогнул, когда из уст возлюбленной его королевы опять вырвалось грубое выражение, неизвестно где и от кого услышанное. Неужели от покойного Филиппа Августа?
– Как же нам поступить? – спросил он у жены, притворившись, что не расслышал грубости.
– Никак! – решительно ответила Бланш. – Не Лузиньяны, а лишь время – наш союзник. Подождем немного, а потом посмотрим, как встретит сыночек Генрих Третий свою матушку. С распростертыми ли объятиями или стрелами и кипящей смолой.
– А пока что нам делать?
– А ты не знаешь?
Он неуверенно пожал плечами.
Бланш подставила ему полураскрытый рот.
– Поцелуй меня!
Людовик впился губами в ее губы.
О Боже! Какой это было раз и всегда все внове! Наваждение? Доброе или злое волшебство?