Битва королев

Холт Виктория

Здоровье Людовика вновь ухудшилось, и друзья взирали на него со всевозрастающей тревогой. Все чаще возникали разговоры о том, что лучше было бы снять осаду и махнуть рукой на Авиньон.

Настал август, а с ним началась такая жара, что все вокруг плавилось. Солдаты заявляли, что еще никогда солнце не пекло так нещадно. Дизентерия свирепствовала, о больных и умирающих некому было позаботиться.

– Кажется, нашего Луи скоро постигнет та же участь, если мы не уберемся из этих проклятых мест, – сказал Филипп

Лохматый.

Бурбон придерживался мнения, что Людовик ни за что не отступит.

– Может, Тибо оказался умнее нас, – предположил граф Блуа, – во всяком случае, он избежал многих напастей.

– Он заплатит за свой подлый поступок сполна, – заявил верный Филипп.

По прошествии нескольких дней после этого обмена мнениями среди приближенных короля комендант осажденной крепости прислал гонца к Его Величеству.

Город готов сдаться, так как исчерпаны все ресурсы для сопротивления. Это была победа, но купленная дорогой ценой!

Людовик не имел желания впускать солдат в захваченный город, чтобы они там грабили, насиловали и убивали, хотя это и полагалось по обычаям того времени. Он не мог не испытывать уважения к столь стойким и мужественным людям, какими были защитники города. Поэтому король объявил, что готов пощадить население, хотя сознавал, что если город, стоивший ему таких больших потерь в людях, в деньгах и вооружении, не понесет наказания, то это будет расценено как проявление непростительной слабости с его стороны.

Исходя из этих соображений, он приказал снести до основания крепостные стены и наложил на жителей контрибуцию.

Труды его по взятию Авиньона хотя и неожиданно, но благополучно завершились. Он мог наконец-то вернуться в Париж.

Бланш уже заждалась его. В ее умиротворяющих объятиях он найдет успокоение. Как он нуждался в этом!

Итак, он отправился в путь.

Город сдался в конце августа, но ему пришлось еще многое улаживать, и выступил Людовик только в последних числах октября. Он испытывал смертельную усталость, и после дня, проведенного в седле, ему требовался день отдыха.

По прибытии в замок Мотленсьер он без сил упал на постель, а наутро, собираясь встать и продолжить путь, уже не смог этого сделать.

– Увы, друзья, – сказал он. – Боюсь, что нам придется задержаться здесь.

Бланш велела привести к ней всех пятерых сыновей. Изабелла была еще слишком мала и оставалась в детской, где вскоре другая малышка или малыш составит ей компанию.

– Ваш папа возвращается домой, – сообщила королева детям. – И мы должны встретить его и приветствовать. Это доставит ему столько же радости, сколько и одержанная им победа.

Юный Луи поинтересовался:

– А что будет с жителями Авиньона, миледи?

Бланш глянула на него пристально. В голосе его чувствовалось сострадание, и она задавалась

вопросом, что побудило сына обеспокоиться прежде всего судьбой побежденных.

– Ваш отец лучше нас знает, как с ними поступить.

– Он отрубит им руки, – сказал Роберт, – … или ноги. Или выколет всем глаза.

– Наш папа так не сделает, – заявил Луи.

– Он накажет их обязательно, – настаивал Роберт.

– Виноваты их вожди, – справедливо заметил Луи. – Вот кого надо наказать. Правда, миледи?

– Когда ваш папа вернется, – сказала Бланш, – вы можете у него спросить, что сталось с жителями Авиньона. И наверняка, услышите что все было сделано по справедливости.

– А наш отец все делает по справедливости? – спросил неугомонный Роберт.

– Ваш отец всегда поступает так, как советует ему Господь, – ответила Бланш.

– А если Господь молчит? Как быть тогда? – заволновался Луи.

– Господу не обязательно говорить вслух. Он своей Божьей волей направляет нас. Ты это поймешь, когда станешь королем, но это будет еще через много лет. Сперва ты научишься у своего отца, как править государством.

Бланш с детьми выехала навстречу Людовику. Как она гордилась ими, когда они гарцевали рядом с нею на своих пони! Как прекрасно, что они все вместе встретят отца и поздравят его с победой при Авиньоне! Она была счастлива, что испытаниям пришел конец. Одно время она боялась, что осаду придется снять и это будет плохо и для Франции, и для Людовика.

На подъезде к замку Мотленсьер она настояла, чтобы юный Луи со своей свитой выехал вперед и, таким образом, первым увидел и приветствовал отца.

Мальчуган рвался сделать это. В двенадцать лет он уже обладал горделивой осанкой и душой, жаждущей подвигов. Точеное личико и сияющее золото длинных шелковистых волос привлекали к нему всеобщее внимание. Серьезность и чувство собственного достоинства сочетались в его характере с мягкостью обращения к тем, кто ниже его по рангу.

Бланш не считала обидным для короля, что из двух Людовиков младший выглядит более по-королевски. Людовик сам на это неоднократно обращал внимание.

Мальчик чуть опередил свиту, сгорая от нетерпения увидеть отца. Он заметил группу всадников, выехавших из замка.

Он натянул поводья и крикнул:

– Где мой отец? Я здесь, чтобы приветствовать его!

– Милорд, – обратился к нему возглавляющий группу всадник, – где королева?

– Она немного отстала. Я поскакал вперед. Она так хотела.

– Не возвратитесь ли вы к ней и не попросите ли как можно скорее прибыть в замок?

– Но мой отец…

– Будет хорошо, если вы с матерью поторопитесь.

Луи повернул лошадку и поскакал обратно.

Когда Бланш увидела возвращающегося сына, ее пронзил ужас. Она пришпорила лошадь и во весь опор помчалась к замку.