Битва королей (Лед и Пламя - 1)

Джордж Мартин

Дени поблагодарила его и отправила чинить ворота. Если кто-то пересек пустыню в старину, чтобы завоевать эти города, такое могло повториться снова.

– На всякий случай мы должны быть готовы ко всему, - заявила она.

Чхого не было так долго, что Дени уже стала бояться за него, но наконец, когда его почти уже не ждали, он появился на юго-востоке. Один из часовых, выставленных Агго, увидел его первым и закричал. Дени взбежала на стену, чтобы посмотреть своими глазами. Это была правда. Чхого вернулся, и не один. С ним ехали три незнакомца

в причудливых одеждах, верхом на безобразных горбатых животных крупнее лошади.

Они остановились у городских ворот и подняли головы к Дени.

– Кровь моей крови, - сказал Чхого, - я доехал до большого города Кварта и вернулся с тремя людьми, которые захотели сами посмотреть на тебя.

– Что ж, смотрите, если охота, - сказала Дени, - но сперва назовите мне свои имена.

Бледный синегубый человек ответил на гортанном дотракийском:

– Я Пиат Прей, великий маг.

Лысый с драгоценным кольцом в носу ответил на валирийском Вольных Городов:

– Я Ксаро Ксоан Даксос из числа Тринадцати, купецкий старшина Кварта.

Женщина в лакированной деревянной маске ответила на общем языке Семи Королевств:

– Я Куэйта из Края Теней. Мы хотим видеть драконов.

– Вы их увидите, - сказала им Дейенерис Таргариен.

ДЖОН

На старых картах Сэма эта деревня называлась Белое Древо. По мнению Джона, это место не заслуживало звания деревни: четыре хижины из неоштукатуренного камня вокруг пустого овечьего загона и колодца. Домишки были крыты дерном, окна затянуты обтрепавшимися кожами. Над ними простирались белые ветви и темно-красные листья чудовищно громадного чардрева.

Это было самое большое дерево, которое Джону Сноу доводилось видеть: ствол добрых восьми футов в обхвате, а ветви укрывали своим пологом всю деревню. Но тревогу в нем вызывала не столько величина дерева, сколько лицо на нем, особенно рот:

не просто щель, как обычно, а дупло с рваными краями, где могла поместиться целая овца.

Но там, внутри, не овечьи кости - и в пепле лежит не овечий череп.

– Старое дерево, - хмуро произнес Мормонт с седла.

– Старое, - подтвердил ворон у него на плече.
– Старое, старое, старое.

– И сильное.
– Джон чувствовал его мощь. Торен Смолвуд спешился рядом со стволом, весь черный в своем панцире и кольчуге.

– Гляньте-ка на эту образину. Неудивительно, что люди боялись их, когда впервые пришли в Вестерос. Так бы и срубил эту погань.

– Мой отец верил, что перед сердце-деревом солгать нельзя, - сказал Джон.
– Старые боги знают, когда человек лжет.

– Мой отец тоже в это верил, - сказал Старый Медведь.
– Дай-ка мне взглянуть на этот череп.

Джон спешился. За спиной у него в черных кожаных ножнах висел Длинный Коготь, полутораручный бастардный клинок, который подарил ему Старый Медведь за спасение своей жизни. Бастардный меч для бастарда, пошучивали братья. Рукоять для него переделали по-новому, снабдив ее волчьей головой из бледного камня, клинок

же был из валирийской стали - старый, легкий и смертельно острый.

Став на колени, Джон запустил руку в перчатке в дупло, красное от высохшего сока и почерневшее от огня. Под черепом лежал еще один, поменьше, с отломанной челюстью, полузасыпанный пеплом и осколками костей.

Старый Медведь, взяв его обеими руками, заглянул в пустые глазницы.

– Одичалые сжигают своих мертвых - мы всегда это знали жаль, что я не спросил, почему они это делают, когда их еще можно было найти кое-где

Джон вспомнил упыря с горящими синими глазами на бледном мертвом лице. Теперь-то уж ясно почему.

– Если бы кости могли говорить, этот парень рассказал бы нам о многом, проворчал Мормонт.
– Как он умер, кто сжег его и зачем. И куда девались одичалые.
– Он вздохнул.
– Дети Леса, говорят, умели разговаривать с мертвыми, но я не умею.
– Он швырнул череп обратно в дупло, подняв облачко пепла. Обшарьте эти дома, а ты, Великан, полезай на дерево и оглядись. Надо и собак попробовать. Может, на этот раз след окажется посвежее.
– Но было ясно, что он не особенно на это надеется.

Дозорные разошлись по домам попарно, чтобы ничего не пропустить. Джону достался Эддисон Толетт, тощий как пика оруженосец, которого братья прозвали Скорбным Эддом.

– Мало нам того, что мертвые встают, - сказал он Джону.
– Старый Медведь хочет, чтоб они еще и заговорили. Это добром не кончится, ручаюсь. И кто сказал, что кости не лгут? Почему это мертвый должен быть правдивее или умнее, чем при жизни? Скорей всего он стал бы ныть и жаловаться - земля, мол, чересчур холодна, надгробная плита мала, да и червей у других побольше, чем у него...

Джону пришлось пригнуться, чтобы пройти через низкую дверь. Внутри был плотно утоптанный земляной пол - никакой мебели, никаких признаков, что здесь жили люди, если не считать золы под дымовым отверстием в крыше.

– Хорошо жилье, нечего сказать, - заметил он.

– Я тоже родился в таком вот доме, - пригорюнился Скорбный Эдд.
– И провел в нем свои лучшие годы - все плохое началось потом.
– В одном углу валялась куча соломы, и Эдд посмотрел на нее с тоской.
– Я отдал бы все золото Бобрового Утеса, лишь бы снова поспать в постели.

– Вот это ты называешь постелью?

– Я называю постелью все, что мягче земли и имеет над собой крышу.
– Эдд понюхал воздух.
– Навозом пахнет.

– Да, только старым.
– Запах был очень слаб - видимо, дом покинули уже довольно давно. Джон порылся в соломе, чтобы проверить, не спрятано ли чего внизу, и обошел стены. Это не заняло у него много времени.
– Тут ничего нет.

Он и не ожидал ничего найти. Белое Древо - четвертая деревня, которую они проезжают, и все четыре заброшены. Люди ушли, забрав свои скудные пожитки и всю живность, которую имели. Следов нападения нигде не замечалось. Пусто, только и всего.