Битва президентов
Шрифт:
– Так я и думал. А кого удалось арестовать? Какого-нибудь обезумевшего от пыток беднягу, готового оклеветать себя, лишь бы не вернуться в подвалы Лубянки?
– По подвалам Лубянки давно экскурсии водят.
– Но сохранились же в огромной России другие укромные, хи-хи, уголки, верно?
– Мирослав, – сказал Астафьев, – я с вами предельно откровенен. Погибли или исчезли все известные мне исполнители чудовищного замысла. Одних отравили газом, другой без вести пропал в Грузии, третий был застрелен в ходе задержания. Но это не значит, что дело будет закрыто. Остальные будут найдены, чтобы предстать перед следствием. Я лично прослежу за этим.
– Желаю удачи. – Тон Корчиньского был сух и
– Неделя, – выдавил из себя Астафьев. – Мне нужна хотя бы неделя, чтобы найти и предоставить вам неоспоримые доказательства.
– Нет. Неделя это слишком много.
– Пять дней.
– И снова нет.
– В таком случае, – сказал Астафьев, – я готов сделать вам предложение, от которого вы не сумеете отказаться.
– Господин президент недавно перечитывал «Крестного отца»? – съязвил Корчиньский.
– Вы заплатили за фильм двадцать миллионов долларов. Я компенсирую вам затраты и позабочусь о том, чтобы вам выплатили в два раза больше за понимание и терпение. Всего три дня. Не спешите отказываться, Мирослав. Вы ничего не теряете. Я только прошу подождать немного.
Перед зажмуренными глазами Корчиньского засияла восьмизначная цифра, пылающая, как божественные письмена. Его голосовые связки напряглись, чтобы выразить согласие. Тогда, массируя горло, Корчиньский открыл глаза и посмотрел на маленький красно-белый флажок, стоящий на углу стола. Как только увеличенная копия этого флага появится в кабинете Корчиньского, двадцать и даже сорок миллионов долларов перестанут ему казаться такой уж внушительной суммой. Не придется ни воровать, ни жульничать, ни брать взяток… Деньги появятся сами собой и к концу президентского срока их будет на различных счетах столько, что всех не сосчитать. В минуты откровенности Стас много рассуждал на эту тему. Всевозможные фонды и организации прямо-таки горели желанием перечислить польскому президенту миллиончик-другой. Просто так, без всяких конкретных обязательств, за хорошее расположение и пустяковые знаки внимания.
– У вас, у русских, – заговорил Корчиньский, облизывая пересохшие губы, – есть одна поговорка, которая мне нравится. Лучше журавль в руках, чем синица в небе.
– Наоборот, – поправил Астафьев. – Журавль в небе, а синица в руках.
– Пусть так. Смысл от этого не меняется?
– Назовите сумму сами, Мирослав. Я уверен, что мы изыщем возможности отблагодарить вас по достоинству.
– Поскольку это для вас столь важно, – сказал Корчиньский, – то я обещаю отложить пресс-конференцию до завтра. Если вы успеете найти виновных и экстрадировать их в Польшу, что ж, так тому и быть. Таким образом, у вас в распоряжении сутки. Причем совершенно бесплатно, заметьте. Я дарю вам эти двадцать четыре часа, Анатолий. Просто так, даром, из симпатии к вам. Кроме того, по-моему, в небольшой компенсации сейчас нуждаетесь вы, а не я.
Из горла Астафьева вырвался невнятный протестующий звук. Страдая от того, что приходится обращаться к Корчиньскому с новой просьбой, он спросил, возможно ли срочно получить копию фильма.
– Возможно, – ответил Мирослав. – Присылайте кого-нибудь из посольства, хотя… – Выдержав паузу, Корчиньский невинно осведомился: – Неужели у президента России нет фильма, из-за которого ему и его стране грозят крупные неприятности?
Издав смешок, он положил трубку.
– Связь закончена, товарищ президент, – промямлил переводчик. – Он с вами даже не попрощался.
– Как ваша фамилия? – холодно спросил Астафьев, на щеках которого расцветали красные пятна, похожие на следы от пощечин.
– Стрижевский, – назвался переводчик.
– Вы не суфлером в театре работаете, Стрижевский. Ваши реплики здесь никого не интересуют. Зарубите это
Не дожидаясь реакции переводчика, Астафьев аккуратно положил телефонную трубку. Он не случайно намеревался использовать для переговоров с поляком одного и того же человека. Меньше будет свидетелей унижения президента Российской Федерации.
Застыв в кресле, с руками, раскинутыми на подлокотниках и опущенной головой, Астафьев закрыл глаза и вдруг увидел под сомкнутыми веками картинку из полузабытой детской книжки про Колобка. Подбоченившись, Колобок пел свою песенку про то, как он от деда ушел и как он от бабки ушел, а одураченный медведь внимал ему с разинутым ртом. Первый был маленький, кругленький, нахальный и почему-то напоминал Мирослава Корчиньского. Второй нисколько не походил на российского президента внешне, однако тот увидел в большом глупом медведе себя. Картинка была обидной. Рассердившись пуще прежнего, Астафьев позвонил директору ФСБ, надеясь утешиться какими-нибудь обнадеживающими новостями.
Таковых не было. Катастрофа, приключившаяся 10 апреля, продолжала разрастаться.
3
Вечером домой Астафьева вез другой водитель.
Расслабленно покачиваясь на заднем сиденье, президент слушал альбом «Мэшин Хед» и старался думать о хорошем.
Например, про то, как тот же альбом той же группы «Дип Перпл» звучал в жалкой ленинградской квартирке на окраине Купчина. Как радовались Астафьевы, перебравшись оттуда в четырехкомнатные хоромы в сталинской семиэтажке на улице Фрунзе. Между прочим, квартира до сих пор числилась за ними. И вообще с этими квартирами была сплошная путаница.
Некоторые газеты, ссылаясь на данные в Едином реестре собственников жилья, утверждали, что в Москве семье президента принадлежат две квартиры: одна в элитном жилом комплексе «Золотые ключи», а вторая – на улице Тихвинской. Первая, площадью 365 квадратных метров, имела четыре спальни, три туалета, кабинет, столовую и громадную гостиную с литыми колоннами из горного хрусталя и мраморными полами. Журналисты, сующие свои носы куда не следует, пронюхали также, что месячная квартплата в этих апартаментах доходит до пяти тысяч долларов.
Прочитав репортаж, Астафьев немедленно созвонился с управляющим делами Владимиром Кожиным, и тот, вызвав к себе репортера «Ведомостей», дал ему пространное интервью, в котором опроверг все приписываемые Анатолию Астафьеву дома и квартиры, заявив, что тот проживает исключительно в официальных резиденциях. Перечисляя их, Кожин забыл упомянуть о недавно возведенном приморском комплексе на полуострове Гамова, как забыл и о существовании других президентских приютов.
А насчитывалось их немало. Один, возведенный на берегу озера Валдай, обошелся государству в 7,7 миллиарда рублей, занимал более тысячи гектаров и имел на своей территории личную церковь, два ресторана и кинозал. Резиденция обычно простаивала без дела. Астафьев редко туда наведывался, предпочитая летний отдых в «Бочаровом Ручье» близ Черного моря. Раньше на этой даче, обнесенной двумя рядами заборов и охраняемой всем Черноморским флотом, проживал сам товарищ Сталин, и обстановка первого этажа сохранилась в прежнем виде. Гостей же приглашали на второй этаж с современной итальянской мебелью или водили по саду, угощая персиками, фейхоа и киви. Поплавать тут можно было в бассейнах с морской и пресной водой, а при желании посетить пляж с пограничными катерами у причалов.