Битва Шарпа
Шрифт:
— Не могу обвинить вас, сэр, — сказал Шарп, затем обернулся, потому что крик сержанта Харпера привлек его внимание. — Вы простите мне, генерал?
— Иди, Шарп, иди.
— Задание, сэр, — сказал Харпер, кивая в сторону майора Тарранта, который распоряжался кучерами фургонов.
Таррант обернулся, когда Шарп подошел к нему.
— Легкой дивизии приказано идти юг, Шарп, но их запас боеприпасов остался на севере. Мы должны заменить его. Вы не против, если ваши стрелки сопроводят обоз?
Шарп был против. Он инстинктивно хотел остаться там, где сражение будет самым жестоким, а это было в Фуэнтес-де-Оньоро, но он не мог сказать это Тарранту.
— Нет, сэр.
— Если на них нападут, видите ли, им придется провести весь остаток дня, отбиваясь от французов, поэтому генерал
— Мы можем помочь? — капитан Донахью услышал, как Таррант поспешно дает поручение Шарпу.
— Возможно, вы понадобитесь мне позже, капитан, — сказал Таррант. — У меня есть предчувствие, что сегодня будут драться повсюду. Никогда не видел, чтобы лягушатники действовали столь нахально. Вы согласны, Шарп?
— Да, сегодня они задрали носы, майор, — согласился Шарп. Он посмотрел на кучера фургона. — Ну что, ты готов?
Кучер кивнул. Его фургон представлял из себя английскую четырехколесную фермерскую повозку с высокими стенками, запряженную тремя лошадьми цугом.
— Было раньше четыре лошади, — сказал кучер, когда Шарп забрался к нему на козлы, — но снаряд французиков прикончил Бесс, так что теперь я на трех. — Водитель вплел красную и синюю шерстяную тесьму в гривы лошадей и украсил бока фургона пробитыми шлемами и старыми подковами. — Вы знаете, куда мы идем? — спросил он Шарпа, в то время Харпер приказывал, чтобы стрелки забрались на ящики с боеприпасами, сложенные в фургоне.
— За ними. — Шарп указал направо, где с плато был более пологий спуск к южной равнине и где Легкая дивизия маршировала к югу под своими знаменами. Это была прежняя дивизия Шарпа, составленная из стрелков и легкой пехоты, считавшая себя элитой армии. Теперь она совершала марш, чтобы спасти 7-ю дивизию от уничтожения.
***
На расстоянии мили, за ручьем Дос Касас, возле разрушенного амбара, который служил ему штабом, маршал Андре Массена наблюдал, как новые британские силы оставили оборону плато, и маршируют на юг к осажденным красным мундирам и португальцам.
— Дурак, — сказал он сам себе, а потом повторил громким ликующим голосом. — Дурак!
— Ваше Величество? — переспросил адъютант.
— Первое правило войны, Жан, — объяснил Маршал: — никогда не посылай подкрепления туда, где терпишь поражение. И что делает наш англичанин, лишенный шлюх? Он посылает еще больше войск, которые будут уничтожены нашей кавалерией! — Маршал снова приложил подзорную трубу к глазу. Он видел пушки и кавалерию, идущие на юг с новыми войсками. — Или, возможно, он уходит? — размышлял он вслух. — Возможно, он хочет быть уверен, что сможет вернуться в Португалию… Где бригада Лупа?
— Прямо к северу отсюда, Ваше Величество, — ответил адъютант.
— Со своей шлюхой, несомненно? — спросил Массена недовольно. Яркое явление Хуаниты де Элиа в бригаде Лупа привлекло внимание и вызвало ревность в каждом французе.
— Точно так, Ваше Величество.
Массена с треском сложил подзорную трубу. Он не любил Лупа. Он видел в нем признаки своих амбиций и знал, что Луп растопчет любого, чтобы удовлетворить эти амбиции. Луп хотел быть маршалом, как Массена, он даже потерял глаз, как Массена, и теперь он хотел получить все те громкие титулы, которыми Император вознаграждал храбрых и удачливых. Но Массена не станет помогать Лупу в удовлетворении его амбиций. Маршал остается маршалом, подавляя конкурентов, а не поощряя их, поэтому сегодня бригадир Луп получит не самое почетное задание.
— Предупредите бригадира Лупа, — сказал Массена адъютанту, — что он должен отвлечься от своей испанской шлюхи и быть готов сопроводить фургоны через Фуэнтес-де-Оньоро, когда наши солдаты откроют дорогу. Скажите ему, что Веллингтон смещает свою позицию к югу и дорога на Алмейду должна быть свободна к полудню, и что задача его бригады будет состоять в том, чтобы сопроводить обоз к Алмейде, в то время как остальная часть наших войск прикончит противника. — Массена улыбнулся. Сегодня был хороший день для французов: день, чтобы добиться
***
7-я дивизия отступила к основанию небольшого горного хребта над ручьем Дос Касас. Они отступали к северу, лицом на юг, пытаясь заблокировать путь наступления мощных французских сил, посланных обойти армию с фланга. Издали они наблюдали, как две пехотные дивизии противника выстраивают колонны перед Поко Велья, но непосредственную опасность представляла многочисленная французская кавалерия, которая выжидала вне пределов досягаемости мушкетов 7-й дивизии. Уравнение, которое надо было решить девяти союзническим батальонам, было достаточно простым. Они могли сформировать каре и быть уверенны, что даже самая храбрая кавалерия в мире будет уничтожена, если попытается пробиться через плотные ряды мушкетных стволов и штыков, но пехота в каре слишком уязвима под огнем мушкетов и артиллерии; как только 7-я дивизия выстроится в каре, французы обрушат на шеренги союзников орудийный огонь, пока португальцы и красные мундиры не превратятся в беспорядочное кровавое месиво, и кавалерия сможет без помех добить обезумевших от страха уцелевших.
Британская и немецкая кавалерия пришли на помощь первыми. Союзническая кавалерия была в меньшинстве и никак не могла рассчитывать победить окружившую пехоту массу французов в нагрудных панцирях и шлемах с плюмажами, но гусары и драгуны предпринимали атаку за атакой, что препятствовало кавалерии противника изматывать пехоту.
— Держите их в руках! — приказывал майор британской кавалерии командирам эскадронов. — Держите их в руках!
Он боялся, что его людям не хватит здравого смысла и они бросятся в безумную атаку ради славы вместо того, чтобы возвращаться после каждой короткой стычки, перестраиваться и атаковать снова, поэтому он старался и поощрять их, и предостерегать, и требовать соблюдать дисциплину. Эскадроны сменялись, удерживая французскую кавалерию: одни сражались, а другие пока отступали под защиту пехоты. Лошади, покрытые кровью и пеной, дрожали, но раз за разом они шли рысью в шеренгах и ждали удара шпор, чтобы снова скакать в бой. Всадники крепче сжимали палаши и сабли и наблюдали за врагами, которые выкрикивали оскорбления в попытке спровоцировать британцев и немцев на безумную скоротечную атаку, которая откроет их плотные шеренги и превратит хорошо организованное наступление в безумную сшибку палашей, копий и сабель. В такой сшибке французское численное превосходство гарантировало победу, но офицеры союзников держали своих подчиненных в руках.
— К черту твой героизм! Держи ее, держи ее! — кричал капитан на всадника, лошадь которого сорвалась в галоп слишком рано.
Драгуны были союзнической тяжелой кавалерией. Это были крепкие всадники на сильных лошадях, вооруженные длинными, тяжелыми, прямыми палашами. Они не атаковали галопом, а выжидали, пока полк противника не бросится в атаку, а затем контратаковали шагом. Сержанты кричали на рядовых, требуя, чтобы те держали строй, обуздывали своих лошадей, и только в самый последний момент, когда противник был в пределах пистолетного выстрела, горнист протрубил атаку, лошадей пустили в галоп, и с воинственными криками всадники врезались в шеренги противника. Тяжелым палашам предстояла ужасная работа. Они отбили легкие сабли французских егерей и вынудили наездников пригнуться к шеям лошадей, в попытке избежать мясницких лезвий. Сталь врезалась в сталь, раненные лошади ржали и падали, потом труба пропела отбой, и кони союзников повернули назад. Некоторые французы пытались их преследовать, но британцы и немцы дрались близко к их собственной пехоте, и любой француз, подошедший, преследуя, слишком близко к португальским и британским батальонам, становился легкой мишенью для ротных мушкетов. Это была трудная, дисциплинированная и бесславная битва, и каждая противоборствующая сторона заплатила свою цену в людях и лошадях, но угроза нападения кавалерии противника была устранена, и благодаря этому девять пехотных батальонов уверенно продвигались к северу.