Битва Шарпа
Шрифт:
Раздались победные крики, когда авангард французов добрались до вершины хребта. Целая рота voltigeurs бежала к церкви, чтобы использовать ее стены и камни фундамента как убежище от мушкетного огня, и теперь эти солдаты пробежали последние несколько футов и взяли в штыки несколько красных мундиров, защищающих церковное крыльцо, затем прорвались внутрь, чтобы обнаружить, что выстланный плитами пол завален ранеными. Доктора продолжали отпилиать размозженные руки и окровавленные ноги, а французские voltigeurs подбежали к окнам и открыли огонь. Один из voltigeurs был поражен винтовочной пулей и, оставляя кровавый след на оштукатуренной стене, осел на пол. Другие voltigeurs пригибались, чтобы перезарядить мушкеты, но когда они целились через окна, они могли видеть через плато самую сердцевину расположения войск Веллингтона. Рядом они видели фургоны склада боеприпасов, и один из voltigeurs засмеялся, когда он заставил английского офицера броситься бежать выстрелом, который выбил длинную щепку из борта фургона. Доктора кричали, протестуя, так как шум и пороховой дым заполнили церковь, но командир voltigeurs велел им заткнуться к дьяволу и продолжать работу. По дороге возле церкви новая волна французов надвигалась, чтобы поддержать героев, которые захватили гребень горного хребта и которые теперь угрожали разделить армию противника надвое, прежде чем она рассеется и попадет под безжалостные клинки жаждущей крови кавалерии.
Массена видел, что его синие мундиры заполонили линию горизонта, и он чувствовал, как огромный камень свалился с его души. Иногда, он думал, самая трудная задача генерала заключается в том, чтобы скрывать свою тревогу. Весь день он изображал уверенность, которой на самом деле не испытывал, поскольку несчастный майор Дюко был прав, когда говорил, что Веллингтон ничего не умеет делать лучше, чем оборонять холмы, и Массена смотрел на холм Фуэнтес-де-Оньоро и боялся, что его храбрые солдаты никогда не смогут перевалить через вершину, чтобы за ней сорвать богатые плоды победы. Теперь все было кончено, сражение выиграно, и у Массена не было больше необходимости скрывать свое беспокойство. Он громко смеялся, улыбался своему окружению и принял флягу бренди, чтобы произнести тост за победу. И победа была сладка, так сладка!
— Пошлите Лупа вперед, — скомандовал Массена. — Прикажите ему расчистить дорогу через деревню. Мы не можем двигать обозы через улицы, забитые мертвецами. Скажите ему, что сражение выиграно, так что он может взять свою шлюху с собой, если он не в состоянии снять завязки ее фартука со своей шеи.
И он засмеялся снова, потому что жизнь внезапно стала невероятно хороша.
***
Два батальона стояли около церкви наготове: один известный и другой — пока не знаменитый. Известный батальон был 74-й, сплошь состоящий из горцев, известных своей стойкостью в сражении. Шотландцы стремились отомстить за потери, понесенные полком их земляков на залитых кровью улицах Фуэнтес-де-Оньоро, и помочь им должен был 88-й безвестный батальон, который, как считали, был столь же недисциплинированным, как любой полк в армии, хотя никто никогда не жаловался на их способность сражаться. 88-й показал твердость в боях, его люди одинаково гордились своим послужным списком и своей родиной, а родина их была — дикий, холодный и красивый запад Ирландии. 88-е назывались рейнджеры Коннахта и теперь, вместе с шотландскими горцами с 74-го, их пошлют, чтобы спасти армию Веллингтона.
Французы удерживали гребень горного хребта тем крепче, чем больше подкреплений достигало вершины. Не было времени, чтобы развернуть шотландцев с ирландцами в линию — только колоннами повзводно бросить вперед, в самый центр линии противника.
— В штыки, парни! — крикнул офицер, и два батальона побежали вперед. Волынки играли в рядах шотландцев, и дикие вопли отмечали наступление Коннахта. Оба полка шли быстро, в нетерпении начать драку. Тонкая линия обороны союзников разомкнулась, чтобы пропустить колонны, и сомкнулась за ирландцами и шотландцами, врезавшимися в надвигающихся французов. Не было времени для стрельбы, и ни единого шанса избежать рукопашного боя. Французы знали, что победа за ними, если только они смогут преодолеть это последнее усилие противника, в то время как шотландцы и ирландцы знали, что их единственный шанс на победу — сбросить французов с гребня горного хребта.
И они ударили. Большинство пехоты замедлило бы наступление за несколько шагов до линии противника, чтобы дать залп из мушкетов в надежде, что противник отступит, не примет вызов на ужасный рукопашный бой, но горцы и рейнджеры Коннахта не предложили французам такого выбора. Передние шеренги врезались прямо во французских атакующих со штыками наперевес. Они выкрикивали свои воинственные кличи каждый на своем — шотландском и ирландском — гаэльском языке, они хватали и толкали, колотили и пинали, дубасили прикладом и кололи штыком, и все больше людей скапливалось позади, потому что задние шеренги колон рассыпались в ходе борьбы. Офицеры горцев рубили своими тяжелыми старинными палашами, в то время как ирландские офицеры бились легкими пехотными саблями. Сержанты били своими эспонтонами в массу французов, втыкали их, поворачивали, чтобы высвободить наконечники, и били снова. Дюйм за дюймом контратака продвигалась. Это была битва, привычная для горцев: рука к руке, чувствуя запах крови врага, которого ты убиваешь; и именно за умение драться так ирландцев столь же боялись в их собственной армии, как в армии противника. Они продвигались вперед — иногда настолько близко к врагу, что уже не острота оружия, а общий вес человеческих тел давал преимущество. Люди поскальзывались в крови и спотыкались о трупы, которыми был завален край седловины, но давление сзади толкало их вперед, и внезапно французы посыпались вниз по крутому склону холма и их медленное отступление превратилось в поспешное бегство в поисках убежища среди домов.
Стрелки снова заняли скалистый холмик, а португальцы вылавливали и убивали voltigeurs в церкви. Ирландцы и шотландцы бросились в беспорядочное, дикое, кровавое контрнаступление вниз через кладбище, и на мгновение показалось, что горный хребет, сражение и армия спасены.
Тогда французы ударили снова.
***
Бригадир Луп понимал, что Массена не даст ему шанса сделать себе имя в сражении, но это не означало, что он примирится с враждебностью маршала. Луп чувствовал, что Массена ему не доверяет, и особенно не возражал против этого, поскольку полагал, что солдат сам создает для себя возможности. Искусство продвижения заключается в том, что терпеливо ждать, пока возможность не представится, а затем двигаться стремительно, как жалящая змея, и теперь, когда его бригаде приказали заниматься черной работой — расчищать главную улицу и дорогу вне деревни Фуэнтес-де-Оньоро, — бригадир готов был ухватиться за любую возможность применить своих великолепно обученных и закаленных бойцов в деле, более отвечающем их навыкам.
Его продвижение через равнину было спокойным. Битва кипела над проходом выше деревни, но британские пушки, казалось, не заметили перемещения единственной маленькой бригады. Несколько пушечных ядер ударили в ряды пехотинцев, и один заряд картечи разорвался над его серыми драгунами, но в остальном выдвижению бригады Лупа противник не препятствовал. Два пехотных батальона бригады совершали марш в колоннах по обе стороны дороги, драгуны окружали пехоту двумя эскадронами, в то время как Луп под своим варварским штандартом из волчьих хвостов ехал в центре порядка. Хуанита де Элиа ехала вместе с ним. Она настояла на этом, чтобы наблюдать заключительную стадию сражения, твердая уверенность маршала Массена, что сражение выиграно, убедила Лупа, что для Хуаниты вполне безопасно ехать по крайней мере до восточного берега Дос Касас. Отсутствие британского артиллерийского огня, казалось, подтверждало уверенность Массена.
Луп приказал своим драгунам спешиться возле деревенских садов. Лошадей привязали в разгромленном саду, где они и останутся, пока драгуны не очистят дорогу к востоку от ручья. Здесь не было особых преград, чтобы замедлить продвижение тяжелых фургонов обоза, везущего дополнительные поставки в Алмейду, просто одна разваленная стена и несколько почерневших трупов, оставшихся после британского орудийного обстрела, так что, как только драгуны расчистили проход, им приказали пересечь брод и начинать большую работу, ждущую их в деревне. Луп приказал, чтобы Хуанита осталась с лошадьми, в то время как он совершит марш двумя батальонами пехоты вокруг северной окраины деревни, чтобы они могли начать расчищать главную улицу от вершины холма, прокладывая себе путь вниз, навстречу драгунам, поднимающимся от ручья.
— Вы не должны миндальничать с ранеными, — сказал он своим людям. — Мы не проклятая спасательная команда. Наша работа состоит в том, чтобы очистить улицу, а не нянчиться с ранеными, так что просто оттаскивайте бедолаг в сторону, пока не прибудут доктора. Просто расчищайте путь, и это все, потому что чем быстрее будет расчищена дорога, тем быстрее мы можем разместить несколько пушек на горном хребте и прикончить проклятых. За работу!
Он повел своих пехотинцев вокруг деревни. Пули нескольких застрельщиков прилетели с господствующих высот, чтобы напомнить серомундирной пехоте, что сражение еще не выиграно, и Луп, шагая нетерпеливо перед своими людьми, отметил, что борьба идет все еще очень близко к краю плато, а затем громкие крики с горного хребта возвестило, что сражение может все же быть проиграно. Потому что крики отмечали момент, когда фаланга красных мундиров врезалась в атакующих французов и столкнула их назад с гребня. Теперь под своими яркими знаменами британцы контратаковали вниз по склону к деревне. Французские voltigeurs оставляли высокие скалы и бежали вниз по склону, чтобы найти безопасное место позади каменных стен деревни. Внезапная паника охватила авангард французских гренадер, отступающих перед жаждущими мести красными мундирами, но Луп испытывал только восторг. Бог, похоже, работал по иному плану, чем маршал Андре Массена. Расчистка улиц могла подождать, поскольку внезапно Лупу представилась возможность.
Провидение разместило его бригаду с левого фланга контратакующих ирландцев. Красные мундиры валили вниз по холму, закалывая штыками и забивая прикладами врага, не замечая двух батальонов свежей пехоты. Следом за ирландцами двигалась неорганизованная масса союзнической пехоты — все, что удалось выжать с залитых кровью улиц Фуэнтес-де-Оньоро.
— Штыки примкнуть! — приказал Луп и вытащил собственный прямой драгунский палаш. Так значит, Массена хотел помешать его бригаде добиться славы? Луп обернулся, чтобы убедиться, что его варварский штандарт из волчьих хвостов, висящих на перекладине ниже орла, поднят высоко, и как только контратакующие британские войска влилась в деревенские улицы, он приказал атаковать.