Битва в космосе
Шрифт:
— Уж поверь мне, сделай милость. Чем больше я знакомлюсь с местной биохимией, тем больше убеждаюсь в ее токсичности.
— Забавно, — ответил Брэгг. — Основные химические элементы те же самые, что и на Земле, верно? — Сара утвердительно кивнула. — Почему же они не вступают в реакции по сходным принципам?
— На Земле жизнь зародилась в теплых тропических морях, — объяснила она, выдавив себе из тюбика в рот немного абрикосовой пасты. — Здесь же водную среду можно назвать какой угодно, только не тропической.
— Горькая и печальная истина, — произнес Брэгг, растягивая слова. — Стало
— Точно. На Земле все живое как бы запрограммировано на то, чтобы функционировать наилучшим образом при высоких температурах. Даже животные, обитающие в зонах с приближенным к минервитянскому климатом — например, белые медведи, — сохраняют тепло тела посредством защитных слоев из жира или меха А здесь, на Минерве, теплой погоды в нашем понимании вообще нет и, судя по биохимическим анализам, никогда не было Так что все живые организмы изначально адаптированы к условиям холода Мясо минервитянской живности полно разного рода антифризами Не очень вкусно.
— Вроде как хлебнуть жидкости из радиатора автомобиля? — усмехнулся Брэгг.
— Вот именно, — вполне серьезно подтвердила Сара.
— Первые результаты начатых «Викингом-1» анализов предполагали это, но он не успел завершить биохимические эксперименты… Реатур умудрился вывести его из строя.
— И держит у себя в замке в качестве трофея.
— Угу. Я заканчивала университет, когда «Викинг— 1» совершил посадку на Минерву, и меня буквально шокировало известие о том, что передачи прекратились. Вот бы никогда не подумала, что познакомлюсь… с существом, которое искалечило «Викинг-1».
— Я тоже, — признался Брэгг.
— Тогда мне хотелось его убить, — Сара улыбнулась
— Тебе и НАСА. Во всяком случае, тамошним ученым. Зато чиновники были всем довольны Попадись им тогда Реатур, они бы, наверное, расцеловали его от кончиков глазных стеблей до грязных когтей на ногах. Его, скажем так, акт вандализма гарантировал им получение дополнительных солидных ассигнований на программу исследования Минервы. Кто-то основательно на ней нагрелся…
— Ублюдки. Терпеть не могу бюрократическое племя. Мы добрались бы сюда тремя годами раньше, если бы просто свалили всю исписанную за это время бумагу в кипу и по ней долезли бы до Минервы.
Брэгг звучно расхохотался и с деланным испугом прикрыл рот ладонью.
— Чего это я? Ведь все спят.
Сара взглянула на часы.
— Ого! Половина третьего. Не думала, что так поздно, — она непроизвольно зевнула. — А не пора ли нам в койку?
— Лучшее предложение из всех, которые я сегодня получил.
Обернувшись в дверях, Сара посмотрела на Брэгга и снова наткнулась на его уверенный взгляд профессионального стрелка.
— Спать, — буркнула она, готовая круто осадить Брэгга, позволь он себе еще что-нибудь подобное. Брэгг промолчал. Но когда она вышла из кубрика, то почти физически почувствовала на своей спине его пристальный взгляд.
ГЛАВА 4
Солнце то выглядывало из-за облаков, то снова пряталось за ними. Тернат чувствовал его тепло, медленно шагая на юг, по направлению к отцовскому замку. Он возвращался из владения Дордала. «Лето и в самом деле наступает», — мелькнуло
Отец был слишком великодушен, когда отзывался о Дордале как о законченном идиоте. Известие об угрозе с противоположной стороны Ущелья Эрвис взволновало соседа не больше, чем выделения кишечника бегунка. Его глазные стебли извивались от презрительного смеха, когда Тернат рассказывал ему о намерениях скармеров. Старший из старших Реатурова клана не привык, чтобы над ним открыто смеялись.
Тернату не понравилось владение Дордала — посевы низкорослые и редкие; почти никакого ухода за мясными животными: омасси слишком тучны, а элоки, наоборот, тощие. Половина пастухов жует дурной корень омпасс… Ну что ж, рано или поздно дождутся того, что вся скотина просто разбежится по окрестностям.
«Следовало бы Дордалу посерьезнее относиться к проблеме с корнем омпасс», — подумал Тернат и тут же поймал себя на мысли, что и сам не отказался бы сейчас подышать испарениями дурного корня. Впрочем, это мелочи. Главное заключается в том, что Дордал не только полный болван, но и никудышный хозяин.
Он даже не захотел узнать побольше о человеках, хотя рев их летающего дома был слышен и в его владении — осторожные расспросы среди молодых самцов в Дордаловом замке убедили Терната в этом. Позже и сам Дордал признался, что слышал рев, но счел его «ложной грозой». Выслушав рассказ Терната о человеках, он равнодушно ответил, что на свете, очевидно, имеется много разных племен, одно страннее и уродливее другого, и незачем ему, Дордалу, забивать себе ими голову.
Тогда Тернат почти посочувствовал его ограниченности.
Солнце снова выскользнуло из-за облаков и на этот раз долго не скрывалось за ними. «Каждый день теплее предыдущего, — подумал Тернат, — скоро лед начнет таять вовсю». Как это ни прискорбно, но лето обещало быть очень жарким. Человекам оно, наверное, придется по вкусу. От них самих исходил такой жар, который, по мнению Терната, не мог быть присущ ничему живому. Ему же и его соплеменникам тепло не приносило ничего, кроме неприятностей.
Выйдя на небольшую поляну, Тернат увидел прислоненные к камню-валуну приспособления, служившие человекам для путешествий. Он хотел бы иметь такое же, однако его ноги были слишком коротки и многочисленны для того, чтобы пользоваться им. Круглые ноги приспособления гораздо лучше подходили для путешествия, чем лыжи — старший из старших успел убедиться в этом. Особенно когда снега не очень много.
Из-за валуна выглядывала человеческая нога. Судя по ее положению, человек лежал на земле. Это слегка заинтриговало Терната. За исключением времени сна, человеки не очень-то любили находиться в горизонтальном положении, как и омало, или, к примеру, скармеры. И привычки спать днем пришельцы тоже не имели. Странно…
Тернат сошел с тропы и, сбоку заглянув за валун, обнаружил там не одного, а двух человек. Ну конечно: два приспособления для путешествий — два человека. Правда, человеки лежали так странно, что их ноги и руки переплелись в невообразимом узле, и Тернату пришлось посмотреть на них тремя глазами, чтобы убедиться — да, их двое, а не один.