Битва за Кавказ
Шрифт:
— Хафиз! — Не выдержав, Алексей толкнул напарника. — Просыпайся!
Тот будто ждал этого: приподнялся, сладко зевнул, подёргал плечами от холода. Затем посмотрел на небо и определил:
— Утро нескоро. Теперь ты спи.
Алексей втянул голову в плечи, сунул руки в широкие рукава и затих. Он прислушался, не спит ли Хафиз, но тот повторил:
— Ты спи, спи. Я спать не буду.
В полночь Хафиз услышал, как всплеснула вода, потом заскрежетало. Горец насторожился.
— Слыхал? — прошептал он и ткнул напарника в бок. — Немцы!
— Где? —
Они затаились, цепко вслушиваясь в шорохи ночи. Долго ждать не пришлось: до слуха явственно донеслось движение вёсел.
— Беги к младшему лейтенанту! Доложи, что немцы переправляются.
Хафиз бесшумно растаял во тьме.
Когда примчался Овечкин с солдатами, немцы уже перебрались на нескольких лодках. Различались их негромкие голоса, лязг металла. Они опять заняли рощу, из которой их выбили днём.
Расположив взвод в боевую линию, Овечкин выпустил ракету. Едва она погасла, как на солдат обрушился град свинца. Гитлеровцы били из автоматов и пулемётов. Пули, казалось, летели над самой головой, заставляя вжиматься в землю.
Появился телефонист с катушкой кабеля на боку.
— Мы от миномётчиков. Где командир?
— Ложись! — приказал Овечкин. — Я командир.
И ещё кто-то упал рядом.
— Какая обстановка?
— Сам не видишь, что ли? — недовольно ответил младший лейтенант.
— Что тут видеть? Темно, как в животе у негра... Я командир минвзвода.
— В роще немцы, — унял свой пыл Овечкин. — Туда и бей из миномётов.
Прикрывшись полой шинели, миномётчик посветил фонариком на карту.
— Огневая! — позвал он в телефонную трубку. — К бою! По пехоте...
Через несколько минут перед позицией взвода захлопали мины. Они рвались гулко, были видны всплески огня на месте падения.
А затем вблизи рощи стали рваться снаряды: в бой вступила артиллерия.
К рассвету обстановка прояснилась: противник сумел высадить на правый берег батальон автоматчиков. Силы сами по себе небольшие, однако всякое форсирование с этого и начинается: вначале маленький плацдарм — пятачок со взводом вцепившихся в него пехотинцев — а потом уже там оказываются и значительные силы.
Бой продолжался весь день. Лишённый возможности отойти, противник дрался с упорством обречённого, но к вечеру его удалось оттеснить в прибрежную лесную чащу.
Взводу Овечкина была поставлена задача уничтожить оставшихся. Алексею Быткову, Хафизу и ещё трём солдатам удалось прорваться почти к берегу. Но вдруг справа от них вырос гитлеровец. Не вскидывая автомата, прямо от бедра, он выпустил длинную очередь. Пули защёлкали по листьям, ударились в стволы деревьев.
Всё это длилось какие-то секунды, но Алексей успел заметить высокую, худую и слегка сутулую фигуру немца, распахнутый френч с рядом оловянных пуговиц и фуражку с высокой тульёй. Офицер! Солдат будто сфотографировал его.
— Оставайся здесь! Я сам его! — крикнул Хафиз и скрылся в чаще.
Горец бросился не к лесу, где исчез гитлеровец, а правей. Ему часто приходилось охотиться,
Он скользил, беспокойно поглядывая влево. Солнце склонялось, вот-вот в рощу вползут серые сумерки. К чувякам липла грязь, он оступался, то и дело проваливался в скрытую под опавшими Листьями воду.
Выстрел прогремел неожиданно, и в тот же миг с головы горца слетела шапка. Он упал, и над ним просвистели пули, просто чудом не задев его.
— Не уйдёшь, шайтан!
Цепко всматриваясь в чащу, Хафиз ящерицей отполз с сторону и тут увидел длинноногого. Тот оглядывался, выискивая горца, и сразу же присел, задев ветку.
Но этого горцу было достаточно. Он быстро вскинул винтовку, затаился и, взяв немного ниже ветки, нажал на спуск...
Когда Алексей подбежал к Хафизу, тот с винтовкой в руке описывал мелкими семенящими шажками кольца вокруг неподвижного врага.
— Ты что это, Хафиз?
Но горец будто не слышал.
— Хафиз!
— Что Хафиз? Зачем кричишь? Хафиз месть отмечает. Хафиз рассчитался с кровником, который убил моего отца.
«Чёрные дьяволы»
Зуммер полевого телефона загудел настойчиво и требовательно.
— Ноль-первый слушает, — поднял трубку комбриг, слегка сутуловатый генерал-майор с боевыми орденами на гимнастёрке.
Звонили из штаба армии.
— Ожидайте гостей.
— Когда и каких?
— Больших. Поехали к вам. — И в трубке щёлкнуло.
Генерал Кудинов командовал морской стрелковой бригадой, находившейся в резерве 9-й армии. Сегодня бригада должна была с утра вступить в бой, однако к намеченному сроку не подошли приданные части и ещё не подтянулись артиллерийские дивизионы, которые должны были прикрыть моряков огнём. Ввод в бой потому задерживался. Впереди уже с ночи гудело: там шло сражение.
— Пост наблюдения докладывает: курсом на юг идёт девятка немецких самолётов. — Перед генералом вырос лейтенант — дежурный по штабу.
— Объявите «воздух»!
— Уже передают.
Послышались частые звуки: били о снарядную гильзу.
— Во-озду-ух! Во-озду-ух!
Загремела басовитая дробь пулемёта, вслед затем залаяли орудия малой зенитной артиллерии. Они стреляли отрывистыми короткими очередями, с равными промежутками.
Сквозь пальбу зенитных орудий, пулемётов и непрерывные винтовочные выстрелы просочился нарастающий и стонущий гул немецких бомбардировщиков.
Генерал вышел из блиндажа и увидел, как солдаты-бронебойщики стреляли из противотанкового ружья по самолётам. Один стоял и, упираясь в сошки, удерживал на плече длинный ствол, а другой с колена прицеливался в самолёт. К самолёту стремительно тянулись цветные трассы пулемётных очередей, вокруг вспыхивали облачка. А в гуще этих облачков плыли тупорылые двухмоторные самолёты с широко расставленными колёсами. Солдаты за вид называли их «лапотниками».