Битва за Коррин

Андерсон Кевин Джей

Агамемнон тяжело взгромоздился на скамью рядом с инструментами и оснащением для чистки и полировки, предвкушая удовольствие от давно забытой процедуры.

— Ах, Вориан, ты действительно блудный сын. Ты презрел свою необычайную судьбу на целое столетие, но теперь наконец образумился. Скоро все будет хорошо, как я всегда и надеялся.

— Если мы практически бессмертны, то какое значение имеют какие-то сто лет? Это просто незаметное пятнышко на линии жизни. — Вориан шагнул вперед, вспоминая этапы ухода за корпусами кимеков. —

Но даже если это и так, то мне все равно кажется, что прошла целая вечность с тех пор, как я занимался этим последний раз.

Он вспомнил пышные и экстравагантные убранства городов Древней Земли, огромные и помпезные монументы эпохи титанов. Вориан почти забыл, как счастлив он был тогда.

— Да, давно это было, сынок, — сказал Агамемнон. Как огромный послушный пес, его громоздкий корпус улегся в отсек для чистки. Титан снял с себя декоративную кольчугу, устроился на месте и застыл в неподвижности. Он почти замурлыкал от удовольствия, когда сын забрался на ходильный корпус и принялся чистить и полировать металлическую поверхность шелковой ветошью и кусками кожи.

— Титаны должны внушать чувство благоговения перед своим величием, — сказал Вориан. — То, что вы, кимеки, сейчас оказались запертыми на Хессре, не означает, что можно позволить себе неряшливость.

Вориан, чистя и полируя механические части корпуса могучего титана, протирая системы его жизнеобеспечения, вдруг испытал сильный укол ностальгии. Ему пришлось напомнить себе, зачем он здесь.

Одна смерть в отплату за все убийства, совершенные жестоким тираном.

Неокимеки-посредники внимательно следили затем, что делал Квентин Батлер. Они не высказывали своего отношения, не бежали прочь, но и не мешали и не пытались его остановить.

Теперь, получив доступ к тяжелым и мощным инструментам, Квентин взял в механическую руку алмазную пилу и вскрыл толстостенную емкость с мозгом и электрожидкостью, которая густой струей потекла наружу. Наконец он извлек из распиленной емкости ненавистный мозг женщины-титана.

— Учитывая все то зло, какое ты совершила в своей жизни, Юнона, весь тот страх, который ты внушала людям, — громко говорил Квентин, хотя и превосходно понимал, что она не может его слышать, — ты сейчас выглядишь не очень-то пугающе, малышка.

С этими словами он взял в руки мощную хирургическую лазерную установку и включил ее на полную мощность.

— Сейчас тут будет небольшой беспорядок, — произнес он, пародируя недавно сказанные ею самой слова. Потом он направил луч на мозг и разрезал его на мелкие, дымящиеся и обугленные куски. Прозрачная жидкость со сгустками потекла в желоба на столе — в точности, как говорила об этом Юнона.

Квентин сделал шаг назад и взглянул на плоды своих трудов. На столе лежала черная, бесформенная, абсолютно не впечатляющая масса сожженного лазером органического вещества.

Покончив с одним из трех остававшихся в живых титаном, Квентин повернул головную башню

и увидел посредников-неокимеков, которые внимательно следили за его действиями.

— Ну? Вы намерены мне противиться или поможете мне?

— Мы ненавидим титанов, убивших наших хозяев когито-ров, — сказал один из этих странных гибридов.

— Мы аплодируем тому, что вы сделали, Квентин Батлер, — добавил другой.

— Вы станете очень интересным кимеком, если примерите новую боевую форму, — после некоторого раздумья заключил третий.

Своими механическими руками посредники отделили канистру с мозгом Квентина от его корпуса и вставили ее в мощный боевой корпус, принадлежавший Юноне.

Когда были присоединены все стержни, Квентин ощутил себя великим и ужасающим. Более чем великим — страшным. Механическое тело Юноны было оснащено мощнейшим оружием и, мало того, могло связываться со всеми оборонительными системами Хессры. Потенциал уничтожения, заложенный в этом боевом корпусе, был невообразимо огромен.

Как показалось Квентину, перед такой мощью не устоят ни Данте, ни Агамемнон, ни неокимеки. Он сможет убить их всех. Галактика только выиграет от этого.

Для того чтобы наилучшим образом вычистить и привести в порядок корпус отца, Вориан открыл хранилище, где Агамемнон держал образцы старинного оружия — трофеи налетов и путешествий. Опасные трофеи, красивые безделушки, древнее вооружение.

— Подвинься немного, чтобы я мог вычистить внутренность хранилища.

Кимек сделал такое одолжение, переместив в сторону корпус.

— Мне следовало бы сохранить парочку этих посредников в их человеческом облике, чтобы они могли чистить и полировать мои корпуса. Я забыл, насколько это приятно.

В хранилище Вориан нашел то, что ему было нужно — древний кинжал, который был абсолютно безвреден, так как не мог нанести ни малейшего повреждения механическим корпусам кимеков.

— В зените нашей славы на Земле, — мечтательно произнес Агамемнон, — мы пользовались для этого человеческими рабами, но теперь, став отступниками и изменив Омниусу, мы лишились такой привилегии.

— Я понимаю тебя, отец, и готов всегда делать эту работу.

Он отсоединил емкость от ходильной формы, точно так же, как делал это раньше.

Зная, что в холодной цитадели всегда дежурят несколько неокимеков, которые пресекут любую попытку Вориана навредить ему, Агамемнон пустился в рассказы о днях былой славы, когда титаны правили человечеством. Заговорил он и о своей заветной мечте — как он и его сын воссоздадут империю титанов теперь, когда Омниус был побежден.

Пока отец предавался ностальгическим рассуждениям, Вориан действовал. Отсоединенная от стержней емкость не могла управлять ходильным корпусом; Вориан, правда, еще не отключил оптические сенсоры и другие каналы чувственно воспринимаемой информации. Но Агамемнон и без того был сейчас абсолютно беззащитен.