Битва за Рим
Шрифт:
– Понятно. Благодарю тебя за аудиенцию, царь Ариарат.
Мальчик и провожатый с изящным поклоном удалились.
– Мой Ариарат – славный мальчуган, – проговорил Митридат тоном нескрываемого удовлетворения.
– Твой Ариарат?
– В метафорическом смысле, Гай Марий.
– Он – вылитый ты с виду.
– Правильно, ведь он – сын моей сестры.
– Мне известно, что в вашем роду приняты родственные браки. – Марий шевельнул бровями, однако этот знак, столь понятный Луцию Корнелию Сулле, ничего не сказал Митридату. – Что ж, выходит, каппадокийские дела улажены, – бодро произнес Марий. –
Царь вздрогнул:
– О нет, Гай Марий. Каппадокия пока еще нетвердо стоит на ногах, к тому же этот мальчик – последний в роду. Лучше будет, если я оставлю армию здесь.
– Нет, лучше бы тебе увести ее домой!
– Этого я сделать не могу.
– Можешь!
Царь затрясся так, что зазвенел его панцирь.
– Ты не вправе диктовать мне, что делать, Гай Марий!
– Вправе, – твердо и спокойно парировал Марий. – Нельзя сказать, чтобы для Рима этот уголок мира имел первостепенное значение, однако если ты будешь держать оккупационные войска в странах, которые тебе никоим образом не принадлежат, то могу заверить тебя, царь, что Рим проявит должный интерес и к этим краям. Римские легионеры состоят из римлян, а не из каппадокийских крестьян и сирийских наемников. Уверен, что тебе не хочется встретить здесь римские легионы. Но если ты не уйдешь восвояси, царь Митридат, этой встречи тебе не миновать! Это я тебе гарантирую.
– Ты не можешь этого гарантировать: ты не у дел.
– Я – римский консуляр, поэтому могу говорить так – и говорю.
Митридат разгневался не на шутку; впрочем, Марий не без интереса заметил, что царя обуял не только гнев, но и страх. «Мы способны держать их в кулаке! – мелькнула у него восторженная мысль. – Они – точь-в-точь робкие зверьки, напускающие на себя свирепый вид. Стоит разгадать их игру – и они убегают, поджав хвост и скуля».
– Я нужен здесь вместе с моим войском!
– Не нужен. Ступай домой, царь Митридат!
Царь вскочил на ноги, схватившись за рукоять меча; дюжина стражей, присутствовавших в зале, придвинулась к возвышению, ожидая приказа.
– Я мог бы прямо здесь прикончить тебя, Гай Марий, прямо здесь! Собственно, я так, наверное, и поступлю. Я убью тебя, и никто никогда не узнает, что с тобой стало. Я отправлю твой прах домой в большом золотом сосуде, приложив к нему письмо с соболезнованиями, в котором объясню, что ты умер от внезапной болезни в мазакском дворце.
– Подобно царю Ариарату Седьмому? – Марий говорил, не повышая голоса; он сидел по-прежнему прямо, не ведая страха. – Умерь свой гнев, царь! Сядь и вспомни о благоразумии. Ты отлично знаешь, что не можешь расправиться с Гаем Марием. Осмелься ты на это – и Понт с Каппадокией без лишнего слова заполонят римские легионы. Это произойдет сразу же, дай только срок доплыть кораблям. – Откашлявшись, он продолжал в непринужденном тоне: – Знаешь ли, нам не доводилось вести толковых войн с тех пор, как мы обратили в бегство три четверти миллиона германских варваров. Вот это был противник так противник! Только не такой богатый, как твой Понт. Трофеи, которые мы наверняка добудем в этой части мира, делают войну с тобой весьма желанной. Так зачем же толкать нас на это, царь Митридат? Ступай домой!
Внезапно Марий остался в одиночестве:
Следующим утром Марий встал ни свет ни заря, торопясь как можно быстрее пуститься в обратный путь в Киликию. Однако Митридата во дворце уже не было: царь Понта, как доложил Марию старец, увел свою армию назад, к себе домой.
– А как насчет малолетнего Ариарата Евсевия Филопатора? Он отбыл вместе с царем Митридатом или остался здесь?
– Он здесь, Гай Марий. Отец провозгласил его царем Каппадокийским, поэтому он волей-неволей остался.
– Отец? – резко переспросил Марий.
– Царь Митридат, – с невинным видом ответил дряхлый старик.
Вот оно что! Значит, мальчишка – никакой не сын Ариарата VI, а сын самого Митридата! Умно. Впрочем, не слишком.
Провожал Мария Гордий, не жалевший улыбок и поклонов; малолетнего царя нигде не было видно.
– Значит, ты будешь регентом, – молвил Марий, прежде чем сесть на нового коня, превосходившего ростом того, что доставил его сюда из Тарса; скакуны гораздо лучше прежних были теперь и у его слуг.
– Да, до тех пор, пока царь Ариарат Евсевий Филопатор не повзрослеет и не сможет править самостоятельно.
– Филопатор… – задумчиво протянул Марий. – Что означает «отцелюбивый». Как ты думаешь, будет он скучать по отцу?
Гордий широко раскрыл глаза:
– Скучать по отцу? Но ведь его несчастный отец умер, когда он был еще младенцем!
– Нет, Ариарат Шестой умер слишком давно, чтобы успеть дать жизнь этому мальчику, – возразил Марий. – Я не так глуп, Гордий. Потрудись сообщить об этом своему хозяину, царю Митридату. Шепни ему, что мне известно, кому приходится сыном новый каппадокийский царь. И что я не спущу глаз с них обоих. – Он поставил ногу в стремя. – Насколько я понимаю, ты действительно приходишься дедом этому мальчику. Я решил оставить пока все как есть по единственной причине: у мальчика хотя бы мать – каппадокийка, то есть твоя дочь.
– Моя дочь – царица Понта, и ее старший сын унаследует трон Митридата. Мне лестно, что этот мальчик будет править у меня на родине. Он – последний в роду, вернее, последней в роду является его мать.
– Ты не принадлежишь к царской династии, Гордий, – презрительно бросил Марий. – Пусть ты каппадокиец, но титул царевича ты себе присвоил. Следовательно, твоя дочь – никакая не последняя представительница рода. Передай мое послание царю Митридату.
– Передам, Гай Марий, – ответствовал Гордий, не выказывая ни малейших признаков обиды.