Битва за смерть
Шрифт:
Смерклый отнял руку ото лба, где ее остановили слова Вирского, и уставился на сложенные в горсть пальцы.
— Кто это? — в страхе спросил Фрол.
Вирский не ответил и шагнул вперед. Прямо к девочке.
— Я за тобой не пойду! — закричал ему вслед крестьянин, от волнения снова начав сильно окать.
Вирский обернулся. Лицо пылало от гнева. Страшнее всего были пустые бесцветные глаза, взгляд которых пронзал насквозь. Смерклый внезапно увидел, что черное мазутное пятно уже покрывает всё тело Вирского, не тронуто только лицо. Руки почернели
— Иди за мной! — гневно приказал горбоносый солдат. Смерклый подбежал к нему, не сводя глаз с маленькой девочки.
— Я не хочу… — начал Фрол, но Вирский оборвал его:
— У нее есть сила. Но девочка-смерть не тронет нас.
— Почему? — заплакал Смерклый. Голова разрывалась от мучительных вопросов. — Почему?!
Они приближались к ней. Вот их уже разделяло пять шагов. Четыре, три…
Два!..
Вирский обошел девочку стороной.
Смерклый, не помня себя от страха, прятался за спиной сумасшедшего солдата. Девочка не двигалась с места и не сводила с них глаз. Ее взгляд был полон презрения и ненависти. Смерклый всё ждал, что она раскроет маленький ротик, в котором окажется куча острых зубов, и бросится на них.
Но этого не случилось.
Вирский и Смерклый обошли девочку. Она осталась позади, провожая их презрительным взглядом. Удаляясь от нее, Смерклый всё время оглядывался. Она постепенно уплывала вдаль, пока не исчезла за высокими сугробами. Только после этого крестьянин смог вдохнуть полной грудью.
Следующие два часа после встречи с девочкой-смертью, как назвал ее Вирский, Фрол не приставал с вопросами о цели путешествия. Потом опять заныл о еде, хотя голод почему-то уже не так сильно мучил его.
Иногда путешествие по бесконечному заколдованному лесу казалось Фролу всего лишь дурным сном. Он хотел поскорее проснуться. Хотел остановиться, лечь на снег и полежать так хотя бы четверть часа. Но Вирский шел без остановок, заставляя крестьянина выкладываться изо всех сил.
Однажды Смерклый набрался храбрости и задал Вирскому очередной вопрос о том, что произошло после того, как Приходько забрел в лес. И неожиданно Вирский ответил:
— Смерды стреляли друг в друга, плакали, словно потерявшиеся дети, и хохотали от безумия. Но ты должен радоваться, потому что твоему обидчику досталось больше всех. Его насадили на кол, затем нашпиговали пулями. После этого всех поглотила земля.
Слово «земля» он произнес с ударением на последнем слоге. От услышанного у Смерклого пересохло во рту.
— Все это приключилось благодаря твоим стараниям, — закончил Вирский.
— Нет… — боязливо произнес Смерклый. — Нету на мне греха в погибели роты. Я не знал… Я всего лишь подвел Приходько к дереву с буковками.
— Ничего другого и не требовалось. Лес ждал этого, чтобы поглотить роту.
— Не виноват я! — воскликнул
— Брось. Ты всё сделал правильно.
Смерклый провалился в сугроб по грудь, некоторое время выбирался из него, отстав от Вирского на добрый десяток шагов.
— Но ты говорил, кто-то выжил! — крикнул он солдату, пытаясь его догнать.
— Сказочник. Старшина. Ермолаев… И поганый немец.
— Откуда тебе ведомо?
Вирский остановился. Возвел очи к небесам и ответил:
— Я слышу голоса.
— Какие? — ужаснулся Смерклый.
— Не могу их описать. Иногда со мной разговаривают деревья. Однажды со мной заговорил мертвый фашист, которого мы раскопали в сугробе. Но мне кажется, что во всех этих образах предо мной предстает одно существо. Оно, как и мы, гость в этом лесу. Но у него есть черный камень… И черная луна.
— Боже мой! — Смерклый схватился за голову. Вирский — сумасшедший! Почему он пошел в заколдованный лес за этим безумцем? Теперь стало понятно, что никуда Вирский его не выведет, потому что солдату чудятся говорящие деревья и ожившие мертвецы!
— Это существо говорит, что я должен делать, — промолвил Вирский, глядя пустыми глазами на серую полосу неба между хвойных верхушек.
— А что ты должен делать?
— Я должен идти к высоте Черноскальная. — Смерклый не знал, куда девать руки. Он и размахивал ими, и вскидывал в мольбе.
— Зачем? — почти плача, спрашивал он. — Зачем идти к высоте? Почему я иду с тобой?
Вирский не ответил.
По мощным, причудливо стелющимся и переплетенным ветвям солдаты размеренно перебирались с дерева на дерево. Они двигались вдоль расщелины, высматривая, когда кроны деревьев с обеих ее сторон сойдутся. Внизу лежали глубокие сугробы, в которых затаились твари, ожидающие неосторожного падения кого-нибудь из членов маленького отряда. По крайней мере именно так казалось каждому, но проверять это предположение никто не собирался.
Первым двигался Ермолаев, за ним Штолль. Калинин и старшина замыкали шествие. Сосновые лапы-переростки лезли в лицо и глаза, поэтому приходилось быть осторожными и укутываться тряпками и шарфами. В некоторых местах верхние сучья опускались так низко, что эти участки преодолевали ползком, хотя остальное время шли, слегка пригибаясь.
— Я всё время думаю о превратностях судьбы, — произнес как-то Семен Владимирович. — Почему эти беды приключились именно с нами? Почему не с кем-нибудь другим?
Калинин пожал плечами.
— Это случайность, — ответил он. — Любая рота могла оказаться в нашем положении. Командованию было необходимо захватить высоту Черноскальная. Выбор пал на нас, потому что, как сказал комбат, наша рота лучшая.
— Но кому это нужно? Зачем захватывать высоту в дремучем лесу, который, по твоему мнению, еще и заколдован?
— Не знаю, — ответил Алексей, отведя в сторону пышную сосновую ветвь, иголки которой больше походили на спицы. — Но приказ есть приказ.