Битвы Третьего рейха. Воспоминания высших чинов генералитета нацистской Германии
Шрифт:
На этой стадии люфтваффе находилось в тесном взаимодействии с танковыми дивизиями, претворяя в жизнь новую форму «уличной тактики». Если какой-либо населенный пункт оказывался защищенным, первым делом он подвергался массированной бомбардировке, после чего его захватывал передовой отряд дивизии. Основные силы дивизии в это время оставались на дороге. Длинная колонна (растянувшаяся на сотню миль) ожидала, пока дорога впереди будет расчищена. Это стало возможным только из-за нашего очевидного превосходства в воздухе, слабой противотанковой обороны французов и малого использования мин.
Во время кампании 1940 года французы сражались храбро, но это были уже не те люди, которые в 1914–1918 годах дрались в Вердене и на Сомме. Англичане проявляли значительно больше упорства, как и в 1914–1918 годах. Бельгийцы воевали смело, а голландцы защищались
Этот вердикт, вынесенный авторитетным немецким генералом, должен изменить нелестное мнение мировой общественности о защитниках Франции. Конечно, окончательное поражение французов было ускорено моральным фактором, но при этом ясно, что исход второго немецкого наступления был предрешен. С самого начала поражение было неизбежным, хотя его можно было несколько отсрочить. Произведя элементарный подсчет имеющихся в наличии сил в отношении к площади (между Соммой и швейцарской границей), Вейганд должен был понять, что стоящая перед ним проблема не имеет решения. Если же ввести в расчет еще и техническое превосходство немецких частей, положение представлялось и вовсе безнадежным. Тот факт, что британское правительство и даже часть французского продолжали тешить себя иллюзиями победы даже после Дюнкерка, представляется более удивительным, чем тот, что солдаты, такие, как Вейганд и Петен, отказались от всяческих надежд после падения линии Сомма – Эна. Но самое странное заключается в том, что немецкие генералы, рассчитывая на отсечение левого крыла армий союзников в Бельгии, не ожидали падения Франции, несмотря на его очевидную вероятность. Когда же очевидное произошло, стало ясно, что они не рассчитывали на такой исход и не слишком представляют, что с ним делать.
Лежачий «Морской лев»
После падения Франции немецкая армия получила возможность расслабиться. Люди радовались окончанию войны и возможности пожинать плоды победы. Рассказ Блюментрита о том времени дает представление о царивших в армии настроениях. «Сразу же после заключения перемирия с Францией из штаба командования сухопутных сил поступил приказ о проведении в Париже парада победы. Две недели мы занимались организацией парадного шествия. Люди находились в приподнятом настроении, поскольку имелись все основания рассчитывать на установление мира. Началась подготовка к демобилизации, и мы даже получили список дивизий, которые следовало отправить домой для расформирования».
Однако через несколько недель победное настроение сменилось атмосферой напряженного ожидания. Великобритания вовсе не спешила с предложениями мира. Слухи ходили самые разные. «Говорили о ведущихся мирных переговорах с Великобританией сначала при посредстве Швеции, затем герцога Альбы». Но все они так и оставались неподтвержденными.
Первый признак того, что Гитлер замыслил вторжение в Англию, появился 2 июля. Именно в этот день он поручил главам трех частей вооруженных сил изучить проблему и изложить свое мнение. Правда, он тут же предупредил, что план находится еще в зародышевом состоянии. Подумав, он добавил: «Пока речь идет только о подготовке к возможному развитию событий». После этого наступило затишье, продлившееся две недели.
16 июля, то есть примерно через месяц после падения Франции, Гитлер издал директиву, в которой говорилось: «Поскольку Англия, несмотря на свое безнадежное с военной точки зрения положение, не проявляет желания прийти к соглашению, я принял решение подготовить операцию по высадке наших войск в Великобритании и, если окажется необходимым, провести ее… Подготовка должна быть закончена к середине августа». Очевидно, что приказ звучал весьма неопределенно.
Нежелание Гитлера «связываться» с Великобританией было наглядно продемонстрировано на совещании с главнокомандующим ВМФ адмиралом Редером, прошедшем 11 июля. Стенограмма этого совещания
Хотя оперативная директива увидела свет 16 июля, ее предварительный характер был подчеркнут действиями, предпринятыми фюрером тремя днями позже. В своей речи, произнесенной перед рейхстагом по поводу победы над Францией, он обратился к Великобритании с предложением мира. В целом его речь отличалась необычной умеренностью, а вероятность войны в ней рассматривалась как плачевный исход. При этом он особенно подчеркнул возможность больших жертв с обеих сторон. Даже известный своим цинизмом министр иностранных дел Италии граф Циано был впечатлен и записал в своем дневнике: «Я верю, что его стремление к миру вполне искреннее. Когда же поздно вечером появились весьма прохладные отклики англичан на проникновенную речь фюрера, немцами овладело глубокое разочарование… они молятся и надеются, что их призыв к миру не будет отвергнут».
На следующее утро итальянец снова посетил Гитлера и отметил в дневнике: «Он подтвердил моё вчерашнее впечатление. Он действительно стремится к взаимопониманию с Великобританией. Он понимает, что война с англичанами станет тяжелой и кровавой, и знает, что люди сегодня не хотят кровопролития». Вернувшись в Рим, Циано обнаружил, что Муссолини чрезвычайно раздосадован речью фюрера. Он опасался, что англичане откликнутся на призыв Гитлера и начнут мирные переговоры. «Это было бы крайне нежелательно для Муссолини, потому что сейчас, как никогда ранее, он желает войны».
21 июля Гитлер собрал на совещание высшее военное командование. В начале его выступления отчетливо прозвучало недоумение по поводу упорного желания англичан продолжать войну. Он предположил, что Англия надеется на вступление в войну Америки или России, но считал и то и другое маловероятным. Фюрер отметил, что вступление в войну России «было бы особенно неблагоприятным для Германии, в первую очередь по причине угрозы с воздуха». Далее он перешел к вопросу о вторжении в Великобританию и указал, что это будет «чрезвычайно опасное начинание. Несмотря на то что предстоит преодолеть недлинное расстояние, речь идет не о форсировании реки, а о переправе через море, на котором господствует противник. О внезапности говорить не приходится, нам предстоит столкнуться с хорошо организованной обороной сильного противника». Затем он подчеркнул трудности, связанные с доставкой подкрепления и запасов, что до начала операции необходимо обеспечить безусловное господство в воздухе. Поскольку операция полностью зависит от поддержки с воздуха, которая, в свою очередь, напрямую зависит от погоды, а она, как известно, во второй половине сентября в этом районе всегда плохая, все придется завершить до 15-го. В заключение он сказал: «Если не будет уверенности в том, что подготовка будет закончена к началу сентября, придется рассматривать другие возможные планы». В общем, вся речь была проникнута сомнениями, а ее завершающая часть указывала на то, что фюрер уже обдумывает нечто другое.
Какова же была ситуация в Великобритании в рассматриваемый период? Командование военно– морского флота не приветствовало ввод кораблей в Канал. Британские адмиралы опасались угрозы со стороны немецкой авиации ничуть не меньше, чем немецкие генералы опасались вмешательства британского флота. Но в день появления директивы Гитлера я слышал авторитетные заявления о том, что боевая мощь британской авиации, изрядно уменьшившаяся после прикрытия с воздуха эвакуации из Дюнкерка, восстановлена до прежнего уровня. В 57 эскадрильях теперь насчитывается более 1000 машин, да еще резервы.