Бижутерия
Шрифт:
Они долго искали Анну и наконец нашли ее в гостиной. Она сидела на полу в обнимку с бутылкой шампанского и плакала.
— Анна! — Мадлен бросилась к ней. — Что-то не так?
— Все… — всхлипнула девушка и подняла на них несчастные глаза.
— Ты так рано вернулась домой. Вы поцапались с Рэнди? — озабоченно спросила подруга.
— Как мы могли поцапаться? Он за весь день со мной ни слова не сказал. Только при других.
— Ну, это ничего не значит, — вмешался Хэдли. — Даже когда он говорит, то не изрекает ничего путного. — Брат уселся
— Я должна выйти замуж, — простонала Анна. — Должна!
— Ну-ну, успокойся. — Хэдли переменил тон и заговорил более мирно. — Ты ничего не должна. Только потому что мама сделала все необходимые приготовления? Их можно отменить. — Хэдли щелкнул пальцами. — Легко и просто.
— Нет, нельзя. — Анна снова зашмыгала носом. Ее лицо покраснело и покрылось пятнами.
Мадлен взяла из-за телевизора коробку с носовыми платками, села поближе к подруге и нежно утерла ей лицо.
— Ни к чему проходить через все это. Лучше отказаться сейчас, чем разводиться потом.
— Вы ничего не понимаете! Я залетела. Невероятно, но факт. Уже ходила к врачу. Всего только раз или два обмахнулась с пилюлями.
— Не реви, сеструха. Ничего страшного. В конце концов, мы живем в двадцатом веке, — проговорил Хэдли. — Можешь сделать аборт.
— Рэнди тоже так сказал. Рэнди тоже этого хочет.
— А ты не хочешь? — всполошилась Мадлен. — Вам же рано заводить ребенка.
— В этом-то все дело! — всхлипнула Анна. — Я испытываю внутри восхитительное чувство. Готова дать новую жизнь. Хочу иметь дюжины детей!
— Дюжины? Анна — крестьянка с Парк-авеню? Не верю! Неужели я это слышу от моей утонченной сестры? — удивился Хэдли.
— Слышишь. Так что завтра первым делом найди Рэнди и поговори с ним. Это твой долг, брат…
— Подожди, подожди… Мой долг? Да я даже не хочу, чтобы ты выходила замуж за этого зануду.
— Зануду? Значит, вот как ты думаешь о человеке, которого я люблю! — вскричала Анна и, сжав кулачок, сильно ударила брата по руке. Тот недоверчиво уставился на нее, но не отстранился. — Убирайся отсюда, Хэдли! Ко всем чертям! Не хочу с тобой больше разговаривать! Я серьезно!
Хэдли встал, глотнул еще шампанского и посмотрел на Мадлен.
— Она твоя. Разве ей что-нибудь втолкуешь? Пойду спать.
Мадлен вздохнула и обняла Анну. Она оказалась в щекотливой ситуации: следовало успокаивать подругу и одновременно доказывать ей, что никто не считал Рэнди занудой. Но друзья существуют именно для таких случаев. С Анной случилась беда, и ее надо было выручать.
— Все будет хорошо, — сказала Мадлен и повторила эту фразу много-много раз, потому что ничего другого придумать не могла. Наконец почти через час, после того как Анна прикончила бутылку шампанского и извела всю коробку одноразовых носовых платков, Мадлен убедила ее лечь в постель. Они обсудят все завтра, пообещала она и добавила: — Утро вечера мудренее. — Девушка понимала, что им обеим надо поспать.
Она
Несколько дней после возвращения в город Анна почти ничего не ела и замкнулась в себе. Никогда она не казалась Мадлен более уязвимой и хрупкой. Но была такой напряженной и раздражительной, что ее никак не удавалось разговорить.
Уатт и Элизабет Макнил даже не догадывались, какая драма разыгрывалась под их кровом. И относили нервозность и отсутствие аппетита у дочери на счет волнений по поводу предстоящей свадьбы. Хэдли выполнял работу для «десанта» и днем почти все время отсутствовал. А Мадлен, предоставляя Анну самой себе, чаще всего сидела в библиотеке и читала.
В среду утром она полулежа устроилась там с чашечкой кофе и свежим номером «Таймс». Вошла Анна, и девушка сразу заметила ее изможденное лицо со следами бессонницы, но вместе с тем живую искорку в глазах.
— Ты выглядишь усталой, Анна. Может, поспишь?
— Ни за что!
— Как хочешь. — Мадлен привыкла к немногословию подруги, но сейчас в ее тоне послышалось нечто такое, что заставило Мадлен отложить газету и выпрямиться. — В чем дело?
Анна натянуто улыбнулась. Ее лицо так сильно побледнело, что обрамленные синяками глаза и губы выделялись и без косметики.
— Я решила, что делать. — Она произнесла это так хрипло, что у Мадлен по телу побежали мурашки.
— С ребенком?
— С ребенком.
Мадлен ждала.
— Я поступлю так, как желает Рэнди. Он — мужчина. Ему и принимать решения. — На ее губах играла та же холодная, безрадостная улыбка. — Но ему придется смириться с возможными последствиями.
— Что ты имеешь в виду? — нервно спросила Мадлен.
И подруга рассказала, как собирается поступить.
«Беллависта» была обшарпанной, унылой гостиницей в районе Шестидесятой улицы к западу от Бродвея. Трудно было представить, как она некогда выглядела, чтобы оправдать свое название. Теперь же ее фасад выходил на испанскую бакалейную лавку, китайскую прачечную и магазинчик греческих сладостей, а над ними располагались квартиры с разбитыми и заколоченными окнами.
Комната, за которую Мадлен заплатила тридцать долларов вперед настолько скучающему портье, что он даже не покосился на двух хорошеньких девушек с одним-единственным маленьким саквояжиком, выходила окнами на школьный двор в соседнем квартале. Сетка забора, вероятно, давно была прорезана кусачками, и за ней на площадке шумно играли в баскетбол мальчишки.
Комната оказалась маленькой — с двуспальной кроватью, прикроватным столиком, корзиной для мусора, подставкой для чемоданов с оборванным ремнем и повешенной над кроватью литографией с видом Альп. За дверью в санузле — маленькая, во многих местах проржавевшая ванна, унитаз, раковина и треснутое зеркало.