Бизнес как экспедиция. Честные истории для героев и волшебниц
Шрифт:
Вот я вижу живого: здорово, ты крутой, ты живой, здравствуй! Вижу мертвого — ничего ему не говорю, если надо — скажу: у вас было хорошее сухое вино, до свидания. И уеду. Вопрос не в этом. Вот мы сейчас построим город с живыми для живых, потом придут мертвые, и мы свалим. А они будут владеть этим городом. Понимаете, в чем проблема: вот придут первые градостроители и они будут счастливы, они переживут зиму или две, будут копаться в грязи, будут вахты, построят хрустальные мосты, и мы прокопаем креативный подземный ход длиной 200 метров, в нем сделаем лабиринт из зеркал, и все будет круто. Но потом придут хомяки и все обхомячат, будут брать деньги с туристов, а
О «Руяне» и рыбах-прилипалах. «Руян» был гениальной компанией изначально. Гениальный народ. Но когда он вырастал, приходили рыбы-прилипалы. И мы говорили: да, рыбы, подавитесь. Мы новое вырастим. Вот вам кусок, жрите.
Мне сейчас больно оттого, что я не хочу строить Город, в котором через два года появятся рыбы-прилипалы и скажут: мы здесь тоже бревна подтаскивали для чумов, мы здесь тоже мерзли! И мы не твари дрожащие, а право, блин, имеем. И как быть? Мы сейчас построим Город с живыми для живых, потом придут прилипалы, и мы захотим свалить, а они — завладеть нашим Городом. Но я не хочу строить город, которым будут владеть хомяки.
Сейчас что происходит? Никоненко говорит: «Саш, что-то насильно не полюбишь Город».
Я часто себя чувствую фашистом, мы с Василем об этом говорили в какой-то момент. Говорили в том смысле, что мы не знаем, что такое фашизм, но знаем, что такое деление людей на своих и чужих. Для меня есть люди живые и есть люди, умершие при жизни. Живые — это те, кто продолжает оставаться живым и верить, что завтра будет лучше, чем сегодня. И неважно, сколько им лет — 20, 70… А есть люди, которые говорят: я раньше была крутая телка, молодая, у меня были такие сиськи и такая попа, волосы, а потом я забеременела от какого-то козла, родила, и теперь должна кормить этого ребенка, горбатиться, и уже никогда не буду такой крутой. Есть такие же чуваки: «Раньше ссал — камни выворачивал, а теперь даже снег не тает. Раньше-mo, понимаешь, и мы были рысаками, а теперь — молодежь резвится. Ну, конечно, у Кравцова денег до хрена, выеживается со своим Городом!»
Мои оппоненты (я эту дискуссию веду последние 20 лет с умными ребятами) рассуждают про гуманизм, особенно женщины с гуманитарным образованием. Они говорят: «Ну, если сильно вложиться и долго-долго выращивать из мертвых живых, то два процента живых-mo вырастет!» А я возражаю: «Пока эти два процента из ста процентов навоза вырастет, я уже дивизию живых выращу. На фиг нам нужен навоз?..» Впрочем, хорошо, что у нас бывают разные мнения…
Я полагаю, что один из самых ярких примеров российского управленческого мастерства — это переброска промышленности из зоны возможной оккупации в начале Великой Отечественной войны на восток, вглубь страны. Это же круто — крыши у завода нет, а снаряды для победы производят. Именно в таком режиме и надо строить Руян-город.
Молодая среда. Пассионарии и бюрократы
В начале книги я говорил о разнице между моим отцом и мной. Отец считал правильным вкладываться во всех, а я считаю правильным вкладываться в подающих надежды. Это обстоятельство заставляет меня размышлять о пути, по которому мы пойдем дальше.
Руян-город находится в Кожевниковском районе Томской области около деревни Уртам. Один наш сотрудник заглянул в уртамский магазин. К нему подошел местный житель, совершенно трезвый, и спросил:
— Город строите?
— Да.
— Вас еще не перерезали?
— Нет еще, — бодро ответил сотрудник компании.
— Ждите, — меланхолично заметил сибиряк и вышел из магазина.
Отогреть дыханием замерзший Таймыр, конечно, можно. Но нельзя забывать, что принцип ограниченности ресурсов всегда является одним из определяющих для трезвых и дальновидных капитанов.
В районном центре Колпашево Томской области пришли к власти молодые прогрессивные политики-предприниматели. Но от Руян-города до Колпашево еще 250 км на север. И мы не можем себе позволить удалиться от узлов авиационного обеспечения.
В Кожевниково опытные управленцы из прошлого поддерживают управленческую традицию, которая давала эффект в советском «вчера» и какой-то дает сегодня. Но, возможно, эта старая эффективность лишает конкурентоспособности и этот район, и этот регион, и Россию в целом.
С другой стороны, в Томской области, да и в России в целом, активно растет молодежная среда, на которую вся надежда. Мы занимаемся с молодежью уже три года, видим этот рост, и он очень нас радует. Это не болтуны, которые клянчат гранты, а совсем другая поросль. Когда у них спрашиваешь, у кого есть прибыльный бизнес, поднимают руку 80 %. И мы видим своей миссией выращивание именно таких людей.
В нашей стратегии говорится о том, что мы становимся лидирующей в России компанией в области молодежного предпринимательства, развивающего серийный, или франчайзинговый, бизнес. Ресурс сил и времени конечен, для нас не однозначно, что лучше: сосредоточиться на захвате элитными группами молодых российских предпринимателей дальних зарубежных рынков или потратить те же драгоценные человеко-дни на радикальное изменение ситуации в Кожевниковском районе. Почему именно здесь?
И еще о формировании среды. Во всем мире, безусловно, нарастает противостояние между большими бюрократизированными системными (системно ограниченными) институтами и дерзкими молодыми сообществами ярких пассионарных личностей. Мы, безусловно, играем на стороне последних!
Осенью мы приняли первые законы Руян-города:
• запрет на мат при женщинах;
• запрет на кастрацию животных;
• запрет на видимые проявления ревности;
• мораторий на крепкий алкоголь.
Город уже есть!
Глаза боятся, а руки делают.
Первый камень в основание города мы заложили ясным осенним днем 2 ноября 2010 года. Неутомимая стрекоза желтого вертолета без устали катала над поляной и прохладной обской гладью фотографов, киношников и почетных гостей. Дети качались на доставленных из Москвы пятиметровых качелях, на которых, если пристегнуться ремнями и напрячься, можно сделать «солнышко». Немецкие художники, приехавшие с Рюгена, строили над обрывом первый арт-объект — гнездо из веток. Жужжал ветряк, подающий электричество для веб-камер. В медных трубах духового оркестра отражались яркие солнечные лучи. Под барабанную дробь Руян-камень лег внутрь деревянной пирамиды временного маяка, раскрашенной в цвета российского флага. Над ним торжественно зажгли сигнальный огонь в медной керосиновой лампе и первые десять граждан города принесли торжественную присягу. Всем было весело, но группу из трех основателей (меня, Василя Газизулина и Тараса Шарыгу) не покидало ощущение некоторой недосказанности и театральности происходящего.