Бизнес как экспедиция. Честные истории для героев и волшебниц
Шрифт:
К вечеру и штаб гонки, и поехавшие в объезд участники уже были на берегу Черного моря в детском лагере «Орленок». Там шла подготовка к завершающей эту гонку регате на парусных надувных катамаранах. Последняя за 7 марта связь с Федотовым была в полночь. Он сказал, что они на автомобилях находятся на вершине перевала. Утром следующего дня шел брифинг капитанов. Неожиданно организаторы получили SOS, отправленный Радченко. Поднять вертолет из-за плохой погоды не представлялось возможным. Штаб гонки разделился — половина занялась спасательными работами, половина подготовкой к финишной регате. Через два часа выяснилось,
Занятое кресло и Православная церковь
Все ветераны гонок «Экспедиция-Трофи» с точки зрения штаба гонки становятся похожи на наркоманов, а мы, соответственно, с их точки зрения — на диггеров ©. Они всегда стремятся вернуться обратно, в это состояние волшебно измененного сознания с 23 февраля по 8 марта.
Помню, летели в Мурманск на старт гонки «Экспедиция-Трофи» 2006 года. Места в бизнес-классе были только у первых лиц штаба: у Александра Давыдова — главного комиссара гонки, у Вадима Ускова — главного судьи, и у меня как главного организатора. Остальная наша банда летела экономом.
Подхожу к своему креслу, а в нем Сергей Бровцев, инвестиционный банкир из Перми, ветеран «Экспедиции-Трофи» 2005 года.
— Бровцев, — спрашиваю, — ты как здесь оказался?
На что он отвечает:
— Сижу я в своем особняке под Пермью вечером, рядом жена, дети, все вроде бы хорошо, а на душе кошки скребут. В чем дело, думаю, чего не хватает? И вдруг понял, что послезавтра утром, 23 февраля, я не буду стоять у маяка на старте «Экспедиция-Трофи»! Рванул я в аэропорт, прилетел в Москву, потом пробрался в ваш бизнес-класс и сел на твое место. Сейчас уступлю.
— Да, ладно, Бровцев, не суетись, — сказал я и переместился в салон экономического класса. Саша Давыдов последовал за мной.
Так получилось, что перед нами сидели муж с женой, паломники, путешествующие по святым местам по всему миру. Мы познакомились и всю дорогу вели оживленную беседу. В конце ее Давыдов сказал мне: «Саш, а ведь с точки зрения Православной церкви ты человек опасный. Потому как, с одной стороны, ты православный, с другой стороны, тебе по барабану все каноны и формальности, на которых церковь стоит как организация».
В ответ я рассказал Давыдову о принципе «и-и», сформулированном в книге Коллинза «Построенное навечно». Суть его в том, что посредственная компания играет в «или»: или спекулятивная прибыль, или долговременные инвестиции; или творческий креатив, или жесткая корпоративная идеология и т. д. А выдающиеся компании всегда выбирают «и-и»: и то, и другое одновременно! Поэтому мне комфортно и находиться в лоне Православной церкви, и не признавать ее формальных бюрократических догматов.
Если она будет ждать
— Пока, волшебник! Все было классно. Приятно было с тобой потусоваться, — сказала мне своенравная красавица. И ушла.
Я был ошеломлен.
Мои откровения на крыше ресторана «Экспедиция» вдохновили ее слетать со мной на Север, где была в разгаре весенняя охота, но эти три великолепных дня, как выяснялось теперь, не слишком-то много для нее значили.
В чем-то мы внутренне совпадали, в чем-то совпадали не совсем, а в чем-то совсем не совпадали. И, как часто бывает в таких случаях, было много явных и тайных мистических знаков, много лирики, а с другой стороны — много боли. То мы пытались понять друг друга, то понимали, что быть вместе нам совсем не стоит.
У нее была богатая и разнообразная история до меня, и в самый напряженный момент я узнал, что в Москву приезжает ее бывший друг, латыш Эдгар — капитан одной из самых звездных команд за всю историю гонок «Экспедиция-Трофи», команды, членом которой была моя гонщица.
Сказать, что я пылал от ревности, — это не сказать ничего. Но сказать, что у меня не хватало изобретательности в этот момент, тоже нельзя.
Я надел черный жетон с первой, особенной для нас, гонки, что означало выход на тропу войны, и придумал себе одиночное путешествие, вероятность вернуться живым из которого составляла 20 % из 100: четыре реки, две из них — первоходом (это означает, что по тем рекам никто никогда не ходил или по ним нет никакой информации), без продуктов, без спутникового телефона, без GPS.
Потом я первый раз в жизни исповедался и перед тем, как отправиться в путь, сказал ей, что если она будет меня ждать, я вернусь живым, а если не будет — что ж, чему быть, тому не миновать.
Вертолет высадил меня у подножия огромной черной скалы, покрытой кровавыми пятнами лишайника. Вертолетчики сняли GPS-координаты места и улетели. Неожиданно пришли первые строчки стихотворения:
Всю красоту этой реки Я донесу тебе в глазах — Не расплескаю… Всю черноту, что есть внутри, Оставлю здесь, в седых горах,— Снегам на память.Я стал ставить лагерь. У меня была одноместная альпинистская палатка «Мармот» — мое единственное спасение от комаров — я уже натянул ее, и оставалось лишь привязать палатку к камню, когда внезапным порывом ветра ее сдуло и с ураганной скоростью поволокло по галечной отмели — туда, где река делала поворот.
Я бежал за палаткой, падая и спотыкаясь. Мне пришлось прыгнуть за ней в воду и проплыть какое-то расстояние по горной реке. «Ничего себе, начало!» — подумал я, положил рядом ружье и начал вести свой дневник.
На следующее утро я собрал судно и решил поймать несколько хариусов: продуктов у меня не было, и голод уже набирал силу.
В надежде высмотреть «улов» («улов» — это сбой струй, где под водой есть яма и в ней обычно сидит хариус) я вскарабкался на плоское горное плато, тянувшееся вдоль реки, и пошел по его краю. Стоял июль, но между отвесной скалой и берегом, где могла дежурить рыба, лежал глубокий снег.
Через несколько километров нашелся распадок — овраг, по которому снежник спускался вниз. С высоты я увидел идеальное место для ловли хариуса. Внутренний голос тут же прокричал «Опасно!», но будто черт толкнул меня в спину, и я двинулся вниз по распадку.