Благодарю за этот миг
Шрифт:
Жизнь – наша жизнь – действительно скоро должна измениться. Я далека от эйфории. Испытываю всего лишь радостное возбуждение. Гляжу на происходящее как бы со стороны, словно я посторонний свидетель, зрительница, но никак не участница этого действа.
А для Франсуа этот безумный бег еще далеко не окончен. Уже на следующий день он устраивает совещание за совещанием, готовя состав нового правительства. Мне он доверительно сообщает имя премьера и еще нескольких министров. Но мой опыт политической обозревательницы подсказывает, что этот список будет меняться до последнего момента.
Осмеливаюсь подсказать ему имя, которое не будет принято во внимание. Речь идет о директрисе журнала “Эль”, она могла бы возглавить министерство
– Не могу подложить такую свинью Жисберу [25] .
Франц-Оливье Жисбер, в ту пору директор журнала “Пуэн”, – близкий друг директрисы “Эль”. В представлении Франсуа, знающего эту проблему не понаслышке, поскольку он сам с ней сталкивался, Франц-Оливье Жисбер воспринял бы карьерный скачок своей подруги как личное оскорбление. Ох уж эта солидарность мачо!
25
Франц-Оливье Жисбер – писатель и журналист, известный, в числе прочего, своими книгами о французских президентах.
Я подвергаю сомнению еще несколько имен, которые он называет, но и это не принимается во внимание. Половина намеченных кандидатов в министры мне вообще неизвестна. Они возникли из недр СП, радикалов или “зеленых”. Их назначение – результат аппаратных игр, сложной перетасовки кадров. Некоторые женщины выбраны просто “по каталогу”. Заявления о том, что мы составляли список членов правительства вдвоем, как это утверждала пресса со свойственной ей самоуверенностью, просто бессмысленны. Франсуа не поддается ничьему влиянию. Вернувшись домой на улицу Коши, он продолжает названивать одному, другому, третьему. Несколько раз я его предупреждаю, что мне слышны его разговоры из окна спальни, поскольку он стоит на балконе. Все соседи, стоит им навострить уши, могут их услышать! Служба безопасности обыскивает квартиру сверху донизу, проверяя, нет ли в ней “жучков” и не грозит ли новому президенту какая-нибудь опасность. Широкое окно внушает им беспокойство: из многих домов напротив видна комната, и нам рекомендуют заменить обычные стекла на пуленепробиваемые. Такая операция стоит многие десятки тысяч евро. Франсуа отказывается: это не соответствует его представлениям о нормальном президентстве.
Но главное, это совершенно бессмысленно, поскольку президент проводит время на балконе, где мы завтракаем или ужинаем, когда позволяет погода! В результате наша защита ограничивается двумя кнопками срочного вызова – одна у входа, другая в спальне. Сигнал тревоги поступает напрямую в службу безопасности президента, с секретным паролем для оповещения о реальной опасности, на случай, если нам приставят пистолет к виску! Все предусмотрено.
Франсуа намерен упростить всю эту систему охраны. Он приказывает убрать машину с жандармами, стоящую возле дома, упразднить проверку всех входящих, а также постоянный полицейский пост, дежурящий на нашем этаже. Словом, на улице Коши мы живем как обычная супружеская пара… почти обычная. Вот только у подъезда нас подстерегает целая армия журналистов, готовая осаждать Франсуа вопросами каждое утро, когда он выходит из дому. И он не обманывает эти ожидания: отвечает им каждое утро…
Когда спадает сумасшедший накал последнего месяца предвыборной кампании, я встречаюсь с сыном, который сдает выпускные экзамены. Через несколько дней после избрания президента он должен сдавать спортивную подготовку. Выглянув в окно, он видит нацеленные на подъезд камеры, и его охватывает паника, он боится выходить на улицу. Я умоляю его пойти на экзамен, но он не реагирует. Посылаю твит журналистам и фотографам с просьбой отнестись с уважением к нашей частной жизни и оставить нас в покое.
Увы, эта просьба воспринята в штыки: как это я – сама журналистка – могу третировать своих коллег?! Невозможно убедить их, что мой
Приближается день инаугурации. Команда Франсуа связывается с командой Николя Саркози для подготовки передачи полномочий. Я слежу за событиями со стороны. На мобильник приходит эсэмэска от Карлы Бруни-Саркози. Она просит меня сохранить личный обслуживающий персонал; по ее словам, это “замечательные люди, которые будут с вас пылинки сдувать”.
Отвечаю ей, что мы не собираемся держать большой штат обслуги, это не в духе Франсуа Олланда. И уж тем более не в моем вкусе. И договариваюсь с ней о встрече на традиционной церемонии передачи власти; там мы сможем обсудить все эти хозяйственные вопросы.
Остается определить состав гостей на церемонии инаугурации. Франсуа не хочет, чтобы она походила на ту, что устраивал Николя Саркози – когда все его близкие прошествовали по красной дорожке через парадный двор Елисейского дворца. Он не желает присутствия детей – ни своих, ни моих. Даже не собирается приглашать отца. Вместо этого организует ужин со своими четырьмя детьми. По просьбе Франсуа я на нем не присутствую – он хочет уладить с ними этот вопрос, объяснить, почему он не приглашает ни их, ни Сеголен Руаяль. Она ведь одновременно и политический деятель, и его бывшая гражданская жена, и ее присутствие будет истолковано превратно, а Франсуа не хочет входить в Елисейский дворец как монарх, смешивающий свою частную жизнь с общественной, даже если a posteriori это вызовет иронические усмешки.
Решение не демонстрировать родных принято им без меня. Я говорю ему, что это жестоко – отстранить своих детей. Сама я не осмеливаюсь пригласить даже мать, хотя и знаю, как она была бы счастлива присутствовать на этом торжестве.
Отсутствие Сеголен Руаяль и ее детей воспринято очень плохо. Пресса взваливает на меня ответственность за это решение. В несчетных статьях меня обвиняют в том, что это я устранила мать детей президента. И никто не замечает, что мои дети, мои близкие тоже отсутствуют на церемонии, а Франсуа ни разу, ни единым словом не вступился за меня и не объяснил, что это было его и только его решение. Сами дети Франсуа знают правду. Но на каждом этапе этого процесса возникает новая медийная история, с выводами, основанными на ошибках или недоразумениях. Эта смесь реальности и мелких отклонений от истины создает медийную фикцию, с которой невозможно бороться. Растиражированная, многократно повторенная, она выглядит как неоспоримая правда. Пресса начинает создавать целый роман с главной героиней, якобы изображающей Валери Триервейлер, хотя я никак не могу признать в ней себя. Первая леди страны не имеет права голоса и не может защищаться.
Я встречаюсь с работниками протокольной службы, которые объясняют мне с планом в руках, как будет проходить церемония. Все расписано по минутам, тщательно изучено, подготовлено. Я начинаю осознавать исключительный характер этого события. И чувствую приближение стресса.
Наступает канун знаменательного дня. Мы почти не видимся. Франсуа по-прежнему разрывается между политическими проблемами, время не терпит, ему нужно ежедневно принимать десятки решений. Мои проблемы куда легче – например, как одеться для этой церемонии. Мне хочется, чтобы мой наряд был простым и строгим. Я никогда не носила платья от известных кутюрье, которых полно во Франции, и мне даже в голову не приходит обратиться к кому-нибудь из них.