Шрифт:
Когда двигатель, находящийся под правым крылом, задымился, выпуская тонкую, темную, густую струю, Элен заглянула в окно, защищенное отшлифованным оргстеклом, увидела кучевые облака, уносящиеся прочь, в высоту, и подумала, что умрет. Откуда-то из недр фюзеляжа послышался тяжелый удар – самолет накренился, как игрушечный кораблик, в который попали камнем, а мужчина, сидевший впереди, приподнялся над откидным столиком и вскрикнул тонким, срывающимся голосом: «Мама!» Появилась надпись «Пристегните ремни». Глухой ропот, пронесшийся по салону, перешел в гул. Колени у Элен дрожали от напряжения.
Она сидела, бездумно покачивая головой. А что еще делать? Только сидеть и покачивать головой. Как вдруг из радиотранслятора послышался
– Что это? Дым?
Она была так напугана, что смогла только кивнуть, каждой клеточкой своего организма прислушиваясь к тоскливому свистящему звуку работавших двигателей и к безликому шуму, доносившемуся из радиотрансляторов. Мужчина перегнулся через нее и, прищурившись, вгляделся в круглое окно, пытаясь рассмотреть крыло сзади.
– Черт, только этого не хватало. Да хоть провалитесь, я все равно доведу дело до конца.
«Какое дело? – Элен не понимала. – Он что, не видит, что все вот-вот погибнут?»
Она сосредоточилась и зашептала молитву. Голоса звучали все тревожнее; Элен казалось, что глаза у нее сейчас выскочат из орбит. Но вдруг языки пламени заколебались и подернулись дымкой, девушка почувствовала, как самолет поднимается вверх, будто поддерживаемый невидимой рукой. Опасность рассеялась так же быстро, как и возникла, оставив позади общую панику, крики и вопли, отзвук молитвы, с трудом извлеченной из памяти, и резкий, стойкий запах мочи.
– Жаль расстраивать вас, – растягивая слова, заговорил капитан, – но, кажется, нам придется вернуться назад в Лос-Анджелес.
Поднялся протестующий шум и стоны. Мужчина с волосами в форме меренги выплюнул длинное непристойное ругательство и стукнул кулаком по спинке кресла перед собой. «Только не в Лос-Анджелес. Только не туда. Их и так уже продержали на земле два с половиной часа по техническим причинам, а потом они сорок минут сидели в самолете на взлетной полосе, потому что самолет пропустил свою очередь, по крайней мере так утверждал пилот». «Все получат потри бесплатных напитка и арахис», – сказали им, но никто не хотел арахиса и дрянных напитков, похожих по вкусу на керосин. Элен заказала виски с содовой, пытаясь взбодрить себя после мучительного ожидания в аэропорту, где она нудно потягивала в баре порцию пива, постепенно становившегося теплым и противным. Впрочем, мужчина рядом с ней и женщина с краю заказали по двойной порции виски и тут же опрокинули его без лишних слов.
– Дьявол! – снова выругался мужчина и изо всей силы начал колотить кулаком по спинке переднего кресла, как по боксерской груше, пока сосед, сидевший впереди, не поднял наконец непомерно большую голову, зарычав:
– Угомонись ты, придурок. Ты что, не понимаешь, что мы попали в аварию?
Мгновение Элен казалось, что сосед встанет и затеет драку – он уже выпил достаточно, – но, к счастью, ссора на том и закончилась. Самолет вздрогнул от тяжести выброшенных шасси, большеголовый мужчина отвернулся и тяжело заерзал в кресле, в окнах виднелся Лос-Анджелес – унылое грязное пятно, утонувшее в мутном вязком воздухе.
– Ты слышала? –
Элен сидела, неподвижно уставившись в одну точку. Она чувствовала на себе взгляд мужчины. Алкогольный запах от него ощущался, наверное, в другом конце салона. Элен ссутулилась и выдохнула, выжала из себя пропитанный им воздух, как будто хотела свернуться в комочек, совсем уменьшиться, исчезнуть.
Сосед тяжело задвигался в кресле, бормоча что-то про себя.
– Вежливость, – презрительно фыркнул он. – Обычная вежливость, – снова и снова повторял он, будто не знал других слов. Закрыв глаза, Элен опустила голову.
Тянулось обычное ожидание вылета: бесконечные перегоны самолетов с одной полосы на другую, давка с багажом, битком набитые эскалаторы, исчезавшие в стальных туннелях с пересадочными станциями. Вместе с толпой Элен медленно передвигалась к бурлящей площадке пересадочного пункта – голова опущена, плечи ссутулены, дорожная сумка тянет вниз как пушечное ядро, подвешенное на ремне. Она встала в пять утра, еще в темноте вскарабкалась в автобус, идущий в аэропорт, и просидела, оцепенев, мучительных полтора часа, пока автобус прыгал с ухаба на ухаб; в одном из ларьков в аэропорту ей удалось закусить черствым рогаликом за шесть долларов и чашкой растворимого кофе за три пятьдесят. А потом – долгое ожидание откладываемого вылета, заляпанные грязные газеты, переполненный зал ожидания и выдохшееся пиво. Теперь она снова находилась там, с чего начала: диспетчер проверил билет и направил в дальний конец зала, где ее должны были посадить на следующий самолет, отправляющийся до аэропорта Кеннеди на мысе Канаверал, где Элен ждала мама. «Будет ли это прямой перелет?» «Нет, диспетчер опасается, что нет». Ей предстоит два с половиной часа лететь до Чикаго, а там надо сделать пересадку. К тому же стояла ужасная погода, на Средний Запад обрушился сильнейший зимний ураган который теперь медленно, но неуклонно продвигался к Нью-Йорку, почти полностью повторяя маршрут Элен.
Девушка автоматически двигалась по коридорам, считая двери, мимо которых проходила. Аэровокзал перестроили – во всяком случае, создавалось такое впечатление, и впереди стены из клееной фанеры сужались, делая коридор похожим на загон для скота. Под ногами грубый цементный пол, везде лежит толстый слой пыли. Элен тревожно вытянула шею, пытаясь рассмотреть узкий проход впереди – до вылета оставалось всего десять минут; она как раз перекинула тяжелую сумку с левого плеча на правое, когда сзади ее сильно толкнули, – не просто толкнули: если бы не идущая впереди женщина, Элен непременно потеряла бы равновесие на неровном полу и упала. Она подняла глаза и увидела мужчину, сидевшего рядом с ней во время прошлого неудачного полета. «Как бы обозвать его? Медногубый? Или Меренгоголовый?» Он торопливо протискивался мимо, не удостоив Элен даже взглядом и не извинившись, когда она схватилась за женщину, чтобы не упасть, и пробормотала: «Простите, я не хотела». Мужчина прокладывал себе дорогу – на плечах что-то вроде спортивного жилета, волосы в форме колбы, сумка, слишком большая, чтобы поместиться в верхний багажный отсек в салоне самолета, плотно прижата к бедру.
Еще раз Элен увидела его у выхода: в первом ряду, на голову выше остальных. И что бы вы думали? Перед Элен стояло еще человек двадцать, до вылета оставалось три минуты, а он стоял, не трогаясь с места, размахивая билетом перед лицом контролера и угрожающе выдвинув вперед сумку. Элен не считала себя жестокой – тридцатидвухлетняя женщина, измученная вечными диетами, с ломкими выцветшими волосами, бледным лицом и бледно-голубыми глазами, обычно излучавшими либо дружелюбие, либо раскаяние – но сейчас: если бы она могла одним махом безболезненно положить конец бесславному существованию Меренгоголового, она бы ни секунды не колебалась.