Благословение
Шрифт:
Дженни покачала головой.
– Это слишком дорогое удовольствие.
– О, вы, что, не очень богаты? Вопрос несколько позабавил Дженни.
– Некоторые люди могут назвать меня и бедной. Квартира в многоэтажке, простая обстановка. Но я довольна тем, что у меня есть, поэтому я и не чувствую себя бедной.
– Тогда вы должны быть счастливы на своей работе.
– Да. Я защищаю права женщин, бедных женщин, в основном. А теперь у меня появился и еще один интерес, я и не думала, что буду этим заниматься. – Гордость прозвучала в ее голосе, которая была вызвана, к ее немалому удивлению, стремлением
– Мне бы хотелось узнать об этом, – сказала Джилл, отложив вилку.
И Дженни, не называя имен и места действия, пересказала историю Грин-Марч. Рассказ получился очень живым; впервые она говорила о деле с человеком, который не был вовлечен в него, и Дженни чувствовала, как у нее крепнет убежденность в своей правоте.
– Примерно то же самое происходит и у нас дома, – сказала Джилл, когда Дженни закончила, – создалось своего рода движение, чтобы спасти горы от застройщиков. Папа активно участвует в нем. Он бывает на всех заседаниях комитета по защите окружающей среды. У каждого из нас есть свои интересы. Меня привлекают индейцы, их общественное устройство, древнее и современное. – Она взглянула на Дженни из-за чашки кофе. – Работа Питера посвящена юго-западным индейцам тоже. Странное совпадение, вам не кажется? – И когда не последовало никакого комментария, она спросила: – Вам хотелось бы, чтобы я совсем не упоминала о нем?
Ответ Дженни был спокойным:
– Джилл, именно так. Я не хочу думать о нем. Пожалуйста, пойми это.
– Если вы так ненавидели его, почему же не сделали аборт?
– О, Боже мой, ну и вопросы ты задаешь! Речь идет не о ненависти. Я не ненавидела его ни тогда, ни сейчас. – Она опустила свою руку на руку девушки. – Я даже никогда не думала об аборте. – Ей пришлось добавить: – Они хотели, чтобы я сделала это. – Она содрогнулась. – Никогда.
Джилл взглянула в зал поверх головы Дженни. Дженни подумала, что уже начинает узнавать ее привычки. Она смотрит в сторону или вниз на пол, как вчера вечером, когда обдумывает свои следующие слова.
– Меня удивляет, что вы никогда не были замужем. Разве вы не хотели?
Ожидался честный ответ. Но Дженни могла быть только наполовину честной в этом.
– Однажды.
– За моего отца?
– Но ничего не получилось.
– Как это ужасно для вас!
– В тот момент – да, так оно и было.
– Только в тот момент? Разве вы не любили его?
– Если можно назвать это любовью. Я думала, что так оно и было.
Джилл, не ответив ничего, снова смотрела вниз. И Дженни, вздохнув с облегчением, начала опять изучать ее. Что она уже может знать о любви? Мужчины, вероятно, находят ее привлекательной; конечно, красавицей в классическом смысле ее назвать нельзя, ее красоте недоставало симметрии и чего-то того, что когда-то считалось мерилом красоты; но вкусы меняются. Одни такие волосы чего стоят, а еще уверенные манеры, ум. «Восхитительная девушка» – так отозвался о ней мистер Рили, или, может, это была Эмма Данн.
– Ну, было это любовью или нет, но вы получили меня.
Дженни ответила твердо:
– Да, я поступила по-своему и родила тебя. Я была одна. Мои родители ничего не знали.
– Почему?
– Это слишком ранило бы их. Все
– Я не могу представить, как можно иметь ребенка в моем возрасте.
– Я была моложе, чем ты сейчас.
– Как, должно быть, вы были испуганы. Нет, я не могу себе этого представить, – тихо прошептала Джилл.
– Я тоже не могла представить это.
Снова то облако, то тяжелое серое покрывало придавило Дженни, повисло над радужным залом. Люди вокруг весело разговаривали друг с другом, много было и целых семей. Все были в праздничном, приподнятом настроении.
Джилл воскликнула:
– Какой вы были смелой!
– Когда нет иного выбора, каждый может быть смелым.
– Как тяжело было для вас отдать своего ребенка!
– Если б я увидела тебя и просто подержала в руках, этого бы не случилось, и я это знала. Поэтому я даже ни разу не взглянула на тебя, когда ты родилась.
– Вы часто думали обо мне потом?
Где же мне найти силы, чтобы выдержать эту пытку, спрашивала себя Дженни.
– Я старалась не думать. Но иногда я пыталась представить, где ты живешь, какое у тебя могло быть имя.
– Это глупое имя, правда? Глупое сочетание. Виктория в честь маминой сестры, которая умерла. Джилл – это имя, которым они назвали меня.
Джилл улыбнулась, показав безукоризненно ровный ряд зубов, что свидетельствовало о хорошей работе ортодонта. Да, о ней действительно хорошо заботились.
– Я не могла позволить себе думать о тебе. Дело было сделано. Ты находилась в хороших руках, а мне нужно было продолжать жить. Ты можешь понять это, да? – И Дженни услышала мольбу в своем вопросе.
– Вы собрались с силами и поступили на юридический факультет. Вам удалось добиться чего-то в жизни. Да, я могу понять.
Это было такое замечание, на которое у Дженни просто не нашлось ответа, и она промолчала. Да и сам диалог, подразумевающий вопрос-ответ, казалось, замер.
Джилл заговорила снова.
– Но все же, вы так мало рассказали мне о себе.
– Я не знаю, что еще рассказать тебе, я лишь представила факты. Их не так много.
Внезапно какое-то новое выражение промелькнуло на лице Джилл: замешательство в ее глазах, плотно, почти сурово сжатый рот. Как-то незаметно между двумя женщинами возникла другая атмосфера. Но это и понятно, не так ли? При таком всплеске эмоций, различии в жизненном опыте, возрасте, месте жительства… да и во всем остальном.
Чтобы как-то разрядить обстановку, Дженни решила заказать десерт. Подошел официант с тарелками на подносе и порекомендовал пирожные с тележки.
– Я правда больше ничего не хочу, – сказала Джилл. – Я возьму его, только чтобы подольше длился обед.
Дженни была тронута.
– Мы найдем место, чтобы посидеть и поговорить еще в одном из холлов. Мы ведь не торопимся, – спокойно заметила она.
– Я подумала, что вы, возможно, торопитесь. Тогда почему бы нам не пойти к вам домой?
Дженни вздрогнула. Они сидели за обедом уже более полутора часов, и она все еще не сделала того, что собиралась сделать. Джилл должна понять, что не может больше приходить в ее квартиру. Она должна. Что, если, например, Джею взбрело бы в голову навестить ее именно в этот день? Или в какое-нибудь другое время?