Благословенный Камень

Вуд Барбара

Когда по прошествии многих лет Лалиари похоронили в пещере рядом с ее сыном, каждый член клана по очереди сказал все самое лучшее, что мог вспомнить о Хранительнице Газельих Рогов, и почти все вспоминали, как Лалиари вернула своему народу луну и плодородие и научила их чтить умерших.

Теперь, когда племя людей, истребившее диких животных, покинуло эти края, они стали постепенно возвращаться в долину реки Иордан. Члены Газельего Клана шли по следам стад в соответствии с временем года: лето проводили вблизи прохладных источников на севере, а зимовали в теплых пещерах на юге. И, куда бы они ни пошли, маленькая статуэтка плодородия повсюду следовала за ними.

Тайна синего камня заключалась

в его красоте. Будь он попроще, вроде яшмы, или таким же скромным, как сердолик, то его бы в конце концов потеряли, положили бы куда-нибудь да и забыли. Но он завораживал людей своим ослепительным сиянием, и этот мерцающий обломок метеорита передавали по наследству, бережно хранили, почитали его и восхищались им.

Наконец синий камень приобрел такое значение, что его перестали носить с собой как обычный амулет. Так как камень был вставлен в живот каменной женщины, для нее построили миниатюрное жилище — крошечную хижину из дерева и глины, за которым следил специальный смотритель. И теперь у них были не только Хранительница Газельих Рогов и Хранитель Грибов, но и Хранитель Камня.

По прошествии десяти тысяч лет с того времени, когда Лалиари с Зантом держали друг друга в объятиях, в долину проник необыкновенно холодный ветер, и Галилейское море покрылось снегом. Члены Газельего Клана жались от холода в пещерах, а Хранителю Камня приснился сон. Во сне с ним разговаривал синий камень, который сказал, что ему стало тесно в таком маленьком теле. Поэтому старейшины клана, посовещавшись, решили, что камню необходима другая оправа — больше и лучше этой, приличествующая его могуществу. Ремесленники вырезали новую статую, более реалистичную, у которой были черты лица и длинные женские волосы. А затем синий кристалл с любовью поместили в ее чрево. Жилище статуи также заменили на большее, из более прочного материала, и, так как теперь статуя стала тяжелее, ее устанавливали на помост между двумя колоннами, который несли двое мужчин. Куда бы ни направлялся Клан Газелей, статуя следовала за ним в своем собственном жилище, за честь переносить которое мужчины соперничали между собой.

С увеличением размера статуи и ее хранилища в глазах людей возросло и ее могущество. Через двадцать тысяч лет после того, как Лалиари похоронила в Галилейской пещере своего сына, Газелий Клан стал считать, что среди них живет богиня. Она обитала в драгоценном чреве каменной женщины, у которой был свой собственный каменный дом.

Клан разросся, и людям снова стало не хватать еды. Поэтому от него отделялись небольшие группы и отправлялись покорять другие земли, — охотиться в них и заниматься сбором плодов. Но все они принадлежали одному племени, чтили одних предков и одну Богиню, а летом приходили на ежегодное собрание кланов, которое устраивалось у Неиссякаемого Источника, на севере от Мертвого моря и на западе от реки Иордан.

И теперь было уже два крупных клана — западный и северный, поделенные, в свою очередь, на семьи. Семья Талиты происходила из Клана Газелей и жила на севере; Серофия представляла Клан Ворон, который поселился на западе. И у них вошло в традицию во время ежегодного собрания кланов в оазисе чуть севернее Мертвого моря передавать Богиню вместе с ее жилищем в другую семью, чтобы она оберегала их весь следующий год. Последующие поколения считали, что неспроста Богиня охраняла клан Талиты как раз в то лето, когда Талита открыла волшебный виноградный сок.

После чего все и началось.

Только рассказчики утверждали, что на самом деле все началось несколькими годами раньше, когда Талита и Серофия были молодыми и их кланы селились на севере Мертвого моря, чтобы пережить палящую летнюю жару. Тогда к ним нередко забредали случайные странники, охотники, которые предпочитали жить и скитаться в одиночку, не будучи обремененными ни семьей, ни кланом. Они спускались с гор со свежей добычей в поисках

поселения, где бы их приютили, готовые поделиться дичью с теми, кто мог бы ее освежевать и приготовить. Талита, полная женщина, мать пятерых детей, славилась как хорошая хозяйка: в ее хижине всегда горел огонь, камни, на которых она готовила, были всегда раскалены, кроме того, она владела секретами пряностей. К тому же у нее было необычайно пышное тело, и она с удовольствием предавалась плотским утехам с мужчинами. Поэтому так случилось, что странник по имени Бэйзел, который пришел к ним в то лето с овцой на плечах, попал в шатер к Талите, где в течение недели его вкусно кормили и истово ублажали. Когда он собрался уходить — любовь к странствиям была у него в крови — Талите хотелось удержать его, и она решила сделать это при помощи жареных зерен и выжатого из винограда сока (она в совершенстве постигла искусство их приготовления и ни за что ни с кем не стала бы делиться своими знаниями).

Он прожил у Талиты еще неделю, а однажды утром ушел в горы поохотиться на газелей. Но, вернувшись, пошел не к Талите, а в травяное жилище, по другую сторону потока, где стоял лагерем другой клан. Там жила женщина по имени Серофия, которая была моложе и стройнее Талиты и у которой было меньше детей. И здесь Бэйзел провел две другие восхитительные недели, пока наконец не устремил свой беспокойный взор к горизонту. И если мужчины из обоих кланов были только рады его уходу — потому что сами хотели спать с Талитой и Серофией, — то женщины были другого мнения. Каждая хотела заполучить охотника себе и навсегда.

Их соперничество стало главным источником развлечения в то лето и служило темой для разговоров еще много лет спустя. Талита и Серофия разработали и провели целую кампанию, которую по достоинству оценили охотники, а Бэйзел блаженствовал, заходя то в шатер, то в хижину и стараясь по возможности не обидеть ни одну из женщин. Его никогда так хорошо не кормили, никогда так не ублажали. Для него это было незабываемое лето.

А потом настал день, когда пророки провозгласили, что собранию пора расходиться, а кланам возвращаться в свои зимние убежища. Талита и Серофия были в отчаянии, так как Бэйзел так и не решил, с кем он останется.

Что произошло потом, в точности никто не знает. Обвинениям подверглись обе стороны: кто-то говорил, что Талита сглазила Серофию, другие утверждали, что это Серофия наслала на Талиту злые чары. Обе женщины истекали кровавым гноем, из-за которого им было больно справлять малую нужду и они не могли наслаждаться с мужчинами. Ни прорицатели, ни целители не смогли разгадать, в чем дело, и не смогли найти им лечение. Ясно было одно: в обеих вселился злой дух. И однажды ночью, во время лунного затмения, Бэйзел, решив, что лучше ему уйти прежде, чем его все начнут обвинять в том, что это он наслал на них злого духа, взял свое копье и ускользнул из лагеря. С тех пор его никто не видел.

Когда кланы направились в земли своих предков, обе женщины были больны и несчастны, и обе обвиняли в этом несчастье друг друга, и в каждой затаилась такая глубокая неприязнь, которая просто не могла остаться без последствий в течение нескольких последующих столетий.

— И, наконец, настало Виноградное Лето, — так обычно подводил рассказчик к этой части повествования. — Лето, с которого все началось.

Об охотнике Бэйзеле к тому времени все позабыли. Однако взаимная ненависть обеих женщин не ослабевала. По прошествии нескольких лет положение в своем клане у обеих значительно повысилось. У обеих было множество детей, и теперь их почитали как бабушек, наделенных лунным могуществом, которое женщины обретают после менопаузы. Талита была широка в кости и тяжела — в ее жилах текла кровь Занта. Серофия выглядела значительно стройнее, хотя и ее нельзя было назвать худой. Обе женщины крепки телом и неукротимы духом. Время шло, кланы по-прежнему встречались каждый год, и вражда все больше разгоралась.