Блатная верность
Шрифт:
Сказано было высокопарно, ощущалось, что часть этой тирады девушка приготовила заранее, но все равно прозвучало искренне.
– Что ж поделаешь, если жизнь из таких дрязг и состоит, – вздохнул Михаил.
– Вы за руль не сядете? Я, честно говоря, не люблю водить. Хотя и езжу хорошо.
– Ты только дорогу показывай.
Войнич сел спереди. Маша обхватила его руками сзади. Скутер тронулся по выбитой, неровной тропинке, по двум сторонам которой рос высокий шелестящий тростник. Ветер клонил его, приходилось пригибаться, лавировать. Девушка вынуждена была прижиматься к Войничу. Он чувствовал спиной
– Вот и приехали! – воскликнула Маша, когда скутер выкатил к песчаному пляжу.
Свежий ветер дул с моря. Волны легонько лизали берег. Вода и в самом деле была чистой. В лунном свете сквозь нее даже просматривались мелкие камешки. Маша сбросила босоножки, вбежала в воду и постояла, подняв руки, прогнулась.
– Неужели бывает так хорошо, – сказала она.
Войнич и сам чувствовал, что его «отпускает» от последних передряг. Вроде бы нижняя точка была уже пройдена. Он принял решение. Теперь оставалось только чисто сработать и не сорваться. Да чтобы Хрущ не подвел. Его зэковские замашки несколько смущали Войнича.
– Ну, купайся, раз приехали. – Войнич сел на песок рядом со скутером, закурил.
– Извините, но я купальник не взяла, – чуть запинаясь, сказала Маша. – Так что вы уж, пожалуйста, не смотрите. Хорошо?
Михаил поднялся, обошел скутер, сел лицом к суше:
– Я не смотрю.
Он слышал, как раздевается Маша, как кладет одежду на сиденье скутера. Зашуршал песок, заплескалась вода. Затем стало тихо. Он почувствовал, как немеет от напряжения шея. Словно какая-то часть его естества желала повернуться, а другая не давала это сделать.
«Ну, ты же взрослый мужик, – подумал Доктор. – Зачем тебе это? Ты что, голой бабы никогда не видел? Они все одинаковые. Да и купается она сейчас, вся под водой. Ночь. Ничего «такого» и не видно».
И тут же вспомнилось, как он познакомился с Ольгой. Тогда все было похоже. Море, ночь… но все же было не так. Теперь-то он понимал, что будущая жена провоцировала. Не Михаил, так кто-нибудь другой мог оказаться на его месте. И случилось бы то же самое.
И в этот момент Войнич сообразил, что все-таки повернул голову. Как это произошло, он не понимал. Но факт оставался фактом. Он украдкой смотрел в сторону моря. Маша как раз выходила из воды. Это было похоже на картину в раме. С одной стороны видимость ограничивал руль скутера, с другой – сиденье, снизу – подножка, а сверху простиралось во всем его великолепии ночное небо, усыпанное звездами. В первый момент Войничу показалось, что на загорелом обнаженном теле Маши он видит две белые полоски, оставленные купальником. Но, когда она подошла ближе, понял, что ошибся, приняв за одну из них белые кружевные трусики. Ему стало стыдно, что он подсматривал за доверчивой и стеснительной девушкой, которая даже ночью не решится купаться нагишом. Он медленно, чтобы не выдать себя неосторожным движением, повернул голову.
– Я иду! – крикнула Маша.
– Слышу, – отозвался Михаил.
Матульская стояла уже возле скутера. Если бы Войнич поднялся, они бы оказались лицом к лицу.
– Вода в ухо попала.
– А ты попрыгай на одной ноге, поможет.
Маша принялась прыгать, разбрасывая брызги. Одна из них упала на запястье Михаилу. И тут повторилось примерно то, что и с затекшей шеей. Ему показалось, что не он делает, а делается само – он поднес запястье к лицу и слизнул соленую каплю.
– Все, готово. Я оделась. Можете поворачиваться.
Михаил поднялся. Непроизвольно отметил, что не ошибся насчет трусиков. На шортах девушки расходились мокрые пятна.
– Ну, пришло время расставаться. Я вдоль берега поеду. Там мостик есть. Вы без меня не заблудитесь? – Маша говорила и одновременно приглаживала ладонями мокрые растрепавшиеся волосы.
– Не заблужусь.
– Я к вам завтра приеду. Может, вместе с папой на машине. Снова там что-то сломалось. Целый день провозился.
Маша села на скутер. Михаилу показалось, она хочет ему сказать что-то еще. Он ждал, не прощался.
– Пока-пока. Спасибо за все, – скороговоркой проговорила Маша, заводя мотор.
– За что? – спросил Войнич, но скутер уже уносил девушку, Михаил потряс головой. – Нет, это мне только показалось.
Войнич возвращался неторопливо. Загадочно шумел тростник. За ним светилось окно в домике Матульских.
Хрущ терпеливо дожидался приятеля, даже чачи в бутылке оставалось ровно столько, сколько было ее, когда Михаил уходил, ни глотка не выпил.
– Садись, допьем. – Стас с готовностью разлил спиртное. – Отметим нашу договоренность.
– За удачу, – поддержал Войнич.
– А ты чего не купался? Голова сухая. Или вы не купаться ездили? – хитро прищурился Хрущ. – Маша, она только с виду тихоня. Но поверь мне, в ней черти водятся, я в таких делах разбираюсь, для меня любая женщина – открытая книга. Да ты, наверное, и сам сейчас в этом убедился.
– Брось, Хрущ. Что ты такое говоришь? Базар фильтруй. По возрасту она мне почти в дочки годится. Дочь приятеля все-таки.
Стас погрозил Михаилу пальцем:
– Еще скажи, ребенок она! Все при ней. Вот только размер не мой. Не хочешь признаваться, и ладно. Я возле вас свечку не держал.
Войнич понял, что спорить бесполезно, чем больше оправдываешься, тем глупее выглядишь. Да и тема была скользкая. Еще, чего доброго, разговор переключился бы на Ольгу. А вот этого Михаилу совсем не хотелось, он и сам не мог разобраться в своих чувствах. Крепкая чача мягко разошлась по гортани.
Убирать на столе практически не пришлось. Все съели, все выпили. Лишь тарелки сполоснули.
– Ну вот, теперь и на боковую можно, – потянулся Хрущ. – На зоне сон, Миша, лучше любой дури. Закроешь глаза и уносишься к чертовой матери из неволи, куда понравится. Пьешь там водяру вволю, баб тискаешь, на тачке гоняешь. Вот только просыпаться муторно. А теперь, как откинулся, самое странное, зона сниться начала. Будто вновь меня закрыли.
– Бывает, – осторожно заметил Михаил.
– Бывает! – передразнил его Хрущ. – Тебе-то откуда знать? Ты ж зоны не топтал, а значит, и жизни не видел.
– Я много чего не видел, но не всякую науку стоит проходить на практике.
– Это ты верно подметил, – засмеялся Стас, поднимаясь из-за стола. – Я наверх, в мансарду спать пойду, вроде как на верхнюю шконку полезу. А ты внизу располагайся. Лады?
Конечно же, внизу ночевать было опасней, чем наверху. С мансарды в случае облавы еще можно было рассчитывать уйти, но Михаил спорить не стал.