Блатная верность
Шрифт:
– Зато снаружи ее хватает, – потер подбородок Хрущ. – По верху забора камеры наблюдения, «колючка», уложенная спиралью, и датчики, реагирующие на движение. Так что через верх во двор не попасть ни при каком раскладе.
– Даже если выключить электричество во всем доме? – спросила Маша.
– Мы уже об этом думали. Не получится. Там идет резервная подпитка от аккумулятора. Камеры много не «жрут», протянут на аккумуляторе сутки, а то и более.
– Остаются ворота? – вновь спросила Маша.
– И на них сигнализация.
– Значит, никак? – поинтересовалась девушка.
– Абсолютно никак, – ответил Михаил.
– Но ведь вы уже что-то придумали?
– Нет, – Стас вновь поскреб подбородок. – Сидим и думаем.
Маша уставилась на план. Она мало понимала в условных обозначениях, а надписи были сделаны не слишком разборчиво, да и смазались при копировании.
– Можно пригнать подъемный кран, – начал Войнич. – Ты сидишь в кабине и переносишь меня во двор, я проникаю в бункер, забираю самое ценное, и потом ты снова переносишь меня на улицу.
– А что? – воодушевилась Маша. – Может получиться.
Хрущ скривил лицо, как от зубной боли.
– Ребята, вы представляете себе картину, когда посреди ночи подъемный кран, загородив улицу, переносит человека через забор и потом забирает его обратно с кучей барахла? Там небедные люди живут, и с хорошим слухом в отличие от Гнобина. Неужели думаете, что эти манипуляции никого не заинтересуют? Ментам стуканут на три-пятнадцать. На мой взгляд, такой вариант отпадает полностью. И я уже тебе об этом говорил. Уж лучше ворота автогеном резать.
– Да, креатива маловато, – согласился Войнич и нервно застучал кончиком ручки по плану.
– Не стучи, – попросил Хрущ, – раздражает.
– Мне так лучше думается, – не остановил постукивания Войнич.
– Если бы ты что-нибудь толковое придумал, я бы не возражал. А так…
– Не надо ссориться, – встряла Маша. – Это делу не поможет. Мы же одна команда.
– Ты, девонька, – прищурился Станислав, – вообще, сбоку припеку. Сиди и помалкивай.
Маша, обидевшись, поджала губы, глянула на Войнича, но тот не спешил за нее вступиться.
– Можно попробовать еще раз днем проникнуть на территорию особняка и остаться там на ночь, – предложил он.
– И это – креатив? – усмехнулся Хрущ.
Маша откашлялась и произнесла:
– Может, я ничего и не смыслю в ограблениях, но и вы не догоняете. А вот мой отец – голова.
– Ты хоть сама поняла, что сказала? – спросил Хрущ. – Или нам Войнич – твой переводчик – поможет?
– Я тоже ничего не понял, – признался Михаил. – Я ничего не имею против твоего отца, но пояснить можешь?
– Где он вас с Хрущом спрятал, когда за вами менты гнались? – прищурилась Маша.
– Если мы со Станиславом говорим «менты», а не «полицейские», это не значит, что так же должна говорить и ты.
– Хорошо. Он вас от полицаев в ливневке спрятал. А во дворе особняка Гнобина тоже есть ливневка, я сама видела.
– Неужели?
Хрущ и Войнич нависли над планом, чуть не ударившись головами.
– Точно, есть, – удивленно произнес Михаил. – Как это я не заметил?
Хрущ всматривался в хитросплетение пунктирных линий на плане, взгляд его светлел.
– А второй люк находится рядом, на улице. Ты, Машка, молодец, заслужила быть вместе с нами.
День, отведенный Бирюковым для отдыха, было решено провести в Абхазии. Ехать недалеко, а народу там куда меньше, чем в Сочи. Да и тоска по ушедшей молодости тянула Андрея Павловича в те края.
– Маринка, – говорил он, поглядывая в окно машины на величественные горные пейзажи. – Ты даже себе не представляешь, что мы студентами тут вытворяли в конце восьмидесятых.
– По бабам бегали? – с улыбкой спросила жена.
– И это тоже. Но пили как! А выпив, не сидели тупо на одном месте. Вон-вон, видишь кипарисовую аллейку? За ней наш стройотряд в старой школе располагался. Правда, стройотряд – одно название. Ни хрена мы не строили, виноград собирали. Так вот, пьяные, тупо на одном месте не сидели, а в Пицунду на дискотеку ездили. Как-то раз нас двенадцать человек в одних «Жигулях» поместилось.
– Не может такого быть, – парировал уже окончательно пришедший в себя после стресса Портнов, он старательно объезжал выбоины в дорожном полотне.
– А ты прикинь, Фома неверующий. Шестеро в салоне, а еще шестеро сели на крышу – на багажник. Так и ехали десять километров ночью, и все в умат пьяные. А, прикинь. Как только на дорогу никто не свалился. Да, молодость – великая вещь.
– Хорошо, когда есть, про что вспомнить, – мечтательно проговорил Портнов. – Значит, жизнь прожита не зря.
– Какое «прожита»? – возмутился Бирюков, – нам с тобой, Колька, еще жить и жить. Все наши пятерки еще впереди. Вот зацеплюсь в Сочи основательно, мало никому не покажется. Сворачивай, почти приехали.
Николай свернул на проселочную дорогу, идущую вдоль моря. Слева нависал высоченный обрыв из сцементировавшейся гальки. Из него там и сям торчали чахлые пинии. По уступам не хуже альпинистов неторопливо перебирались тощие абхазские коровы, выгрызали траву.
– Вот твари, – восхитился Бирюков. – Вот тяга к жизни и нахальство. Ты посмотри, по горам шастают, на пляже лежат. Только что в море не купаются.
И в самом деле, на пляже лежал с пяток коров, «твари» грелись на солнце и лениво жевали жвачку. Других отдыхающих тут не наблюдалось вовсе.