Блаженство греха (Ритуальные грехи)

Стюарт Энн

«Да ты просто герой», — издевался он над собой, пробираясь через развалины, где прошли его худшие годы. Тюрьма Джолиет — просто летний лагерь в сравнении с тем эмоциональным и физическим адом, каким была жизнь с Джексоном Барделом. По крайней мере, в тюрьме ему не приходилось беспокоиться о том, чтобы защитить мать.

Задняя часть двора уже была захвачена болотом. Сарай, где он нашел Мери-Джо, давно развалился, остальное грозило рухнуть в ближайшее время, провалиться в липкую, засасывающую хлябь.

Но за домом оставался еще клочок твердой земли, где ему удалось припарковаться.

— Пришли.

Она развернулась к дому, но он обхватил ее за талию, не дав убежать.

— Я не поеду на этой колымаге.

— Но это же и не «Харлей».

Рэчел метнула в него очередной колючий взгляд. Он ощутил трепетную дрожь под ладонью, но поддаваться страху она не собиралась.

— По крайней мере, на мотоцикле я чувствовала бы себя в безопасности.

— Лишь бы Эстер не увидела меня первой. Этой штукой трудновато управлять с пулей в башке.

Она недоверчиво посмотрела на дряхлый черный фургон.

— По-моему, «Уиннебейго» не совсем в твоем стиле.

— Это не «Уиннебейго». Пусть лучше будет большой катафалк.

Не оценив шутку, Рэчел сердито фыркнула.

— Так это здесь ты спал?

— Вряд ли я смог бы спокойно спать, когда тут бродит призрак моей жертвы, а? — Он помолчал. — Почему ты никогда не называешь меня по имени?

— Оно мне не нравится.

— Люк? Лука. Апостол, врач, целитель? — Он покачал головой с притворным неодобрением. — Как не по-христиански.

— Шарлатан, мошенник, вымогатель…

— Мне нет нужды вымогать деньги. Люди вручают мне их по доброй воле. Кстати, в твоем списке комплиментов отсутствует «убийца».

— Ты признаешь, что убил Джексона Бардела?

— Я признаю, что был осужден за убийство человека в драке, — спокойно отозвался он. — И это все мои признания. Пока. — Она не отвела его руки, что само по себе было добрым знаком. Приучать придется постепенно, чтобы не спугнуть, но и затягивать процесс не хотелось. — Так ты сядешь в фургон?

До нее внезапно дошло, что он все еще держит ее. Она попятилась и нервно оглянулась, но единственная дорожка вела к фургону.

— Ты отвезешь меня прямо в город?

— Прямо в город, — заверил он. — Чтоб мне сдохнуть.

И она, глупая, поверила.

Люк был прав — развалюха больше походила на катафалк, чем на «Уиннебейго», неохотно признала Рэчел, забравшись на переднее сиденье. Фургон не предназначался для жизни на больших дорогах, для среднего класса, комфорта и семейного отдыха на природе. Он больше походил на небольшую яхту — все аккуратное, компактное.

Он уселся рядом, но вместо того, чтобы повернуть ключ зажигания, откинулся на спинку сиденья и посмотрел на нее так, что ей захотелось выпрыгнуть и нырнуть в болото.

— Я думала, ты собираешься отвезти меня к Эстер, — сказала Рэчел. — Но вижу, ты не торопишься.

— Всему свое время. Еще рано.

Она поглядела

на сумрачный лес. Неба за высокими соснами видно не было, но просачивающийся сквозь кроны серый, неестественно темный для этого времени дня свет обещал неприятности.

— Будет гроза, — сказала она.

— Ты пробыла в Алабаме всего сутки и думаешь, что можешь предсказывать погоду?

— Тогда почему так темно?

— Будет гроза.

Так бы и огрела чем-нибудь.

— Буду благодарна, если ты доставишь меня к моей машине до того, как она начнется. Не люблю грозу.

— Так я и думал, — кивнул он. — Еще один пункт в список. Секс, мужчины, гроза, бедность. Я. Что-нибудь еще?

— Да, — бросила она. — Я боюсь крокодилов и ядовитых змей, иначе не сидела бы с тобой в этом катафалке.

— У нас в Нью-Мехико бывают изумительные грозы, — сказал он, оставив ее реплику без внимания. — Все небо освещается, и гром эхом разносится от каньона к каньону, пока не начинает казаться, что дрожит сама земля.

— Думаю, я смогу без этого обойтись.

— Может быть.

Она резко повернула голову и уколола его сердитым взглядом.

— Зачем мне возвращаться в Санта-Долорес?

— А зачем ты приехала в Коффинз-Гроув?

Она не придумала ответа, потому что прежней уверенности уже не было. Ее противостояние с Люком Барделом перешло ту грань, за которой она могла управлять собой. В центре медитации Рэчел хотя бы отчасти чувствовала себя в безопасности. Здесь же, на этом душном болоте, никаких средств самозащиты уже не осталось. Здесь были только они двое, и она прекрасно понимала, на чьей стороне преимущество. Он мог делать с ней что хотел.

Люк улыбнулся своей легкой, так раздражающей ее улыбкой.

— Я скажу тебе, почему, даже если ты не желаешь этого признавать. Ты не можешь забыть, отпустить, перестать об этом думать. Не можешь забыть свою глупую мечту иметь любящую мать, которой у тебя никогда не было. Не можешь отпустить боль, не можешь забыть про деньги, которые, как ты думаешь, твои по праву, и не можешь отпустить меня. Ненависть ли это, увлечение или понемногу того и другого — ты просто не в состоянии отвернуться от меня и продолжать жить дальше.

— Это мы еще посмотрим.

Он покачал головой.

— С удовольствием, но ты этого не сделаешь. — Отдаленный рокот грома состязался в глубине с его голосом, и в сгущающейся темноте глаза его как будто светились.

Должно быть, электричество в воздухе, подумала Рэчел, стараясь дышать ровнее. По коже пробегало горячее покалывание. Кровь загустела и пульсировала в жилах, скапливаясь в странных местах. Его рука свободно висела на руле, и ее взгляд снова привлекли колючие венки вокруг запястий. У него изящные запястья. Красивые руки. Сильное, жилистое тело. Неудивительно, что в Санта-Долорес все ослеплены его неоспоримой красотой. Какое счастье, что ненависть обеспечивает надежный иммунитет.