Блаженство греха (Ритуальные грехи)
Шрифт:
Реакция Кэтрин стала для него неожиданностью. Глаза на секунду потемнели. Рот сжался. Но потом она улыбнулась, и Люк подумал, что это ему только привиделось.
— Как пожелаешь. Я позабочусь об этом. — Она поднялась — легко, без видимых усилий.
— Благословенна будь, — пробормотал он.
Расправив плечи и выпрямив спину, женщина одарила его аристократической улыбкой.
— Благословен будь. — Она повернулась к выходу, и лишь тогда Люк заметил след от горячего поцелуя сбоку на сухой, морщинистой шее.
Глава 19
К тому времени, когда Кэтрин вышла из комнаты,
А вот в другом направлении — выработке привычки к послушанию и сдержанности — успехи были не столь впечатляющи. Она думала, что уже освоила это — опущенные глаза, тихий голос, скромные манеры, — но одна минута с Люком, и все рассыпалось в прах, а бурные эмоции — гнев и отчаяние, презрение и раздражающая, непрошеная радость — нахлынули с прежней силой. Впрочем, это всего лишь означало, что борьба продолжается, а она ведь для этого и вернулась.
Несколько дней назад все казалось совершенно ясным. Рэчел вдруг обнаружила, что ей на самом деле нигде не спрятаться. Тело исцелилось — она смыла все его следы, а царапины, отметины, легкие припухлости и синяки исчезли сами и на удивление быстро. Не осталось никаких признаков, что ее жизнь, ее тело претерпели значительную встряску. Если не считать странного побочного эффекта, заключавшегося в том, что у нее проснулся невиданный аппетит.
Нет, ничего особенного, конечно же, не случилось. Просто она стала питаться более или менее регулярно и, как только замечала, что голодна, садилась и что-нибудь съедала. Не всегда подчищала тарелку, но, по крайней мере, желудок никогда долго не пустовал.
Два дня она уверяла себя, что беременна, что неожиданный аппетит — тот способ, которым тело сообщает, что она ест за двоих. Приход месячных опроверг эту теорию, но она не перестала регулярно питаться. Как будто Люк забрал у нее все: мать, наследство, душевный покой и неврозы. Она уже и не знала, что возмущает ее больше.
И все бы ладно, если бы только Рэчел смогла забыть и Люка, и «Фонд». Ничто больше ее не держало — с матерью она простилась, от тщетных надежд добиться какого-то решения других проблем отказалась. Люк показал ей, каким опасным может быть, а потому ей лучше находиться в сотнях и сотнях миль от него.
Если бы не Бобби Рей со своим ангельским лицом и предупреждающим письмом. Если бы не внезапная смерть Стеллы и кончина Энджел Макгуинес. Если бы не настойчивый внутренний голос, внушавший, что в «Фонде Бытия» не все так гладко. Мать кремировали, и выяснить, действительно ли она умерла от рака, было невозможно. Оставалось только отыскать Бобби Рея и заставить его вспомнить и рассказать все, что ему известно.
Пока что Рэчел не нашла абсолютно ничего в подтверждение предчувствию надвигающейся беды. Она носила одежду, на которой настояла Кэтрин, ела с удивительным удовольствием чечевицу, хлеб и овощи, делала все, что ей говорили, слушала и наблюдала. Старейшины с мрачными лицами и в серой одежде ходили по коридорам, обычно группами по трое и больше, и разговаривали тихими
Четыре дня она пробыла в Нью-Мехико, четыре долгих дня в ожидании знака, что Люк вернулся. Четыре дня напряжения и страха. Она испытала едва ли не облегчение, узнав, что ожиданию пришел конец. Настало время действовать.
Из закрытой комнаты не доносилось ни звука, но это совершенно ничего не значило. Ходит ли взад-вперед, спит ли — его не услышишь. Одно Рэчел знала наверняка — она пока не готова встретиться с ним снова, не так быстро. Да и Кэтрин будет беспокоиться, если не увидит ее на привычном месте.
Рэчел обещала быть послушной, делать все, что скажут, и вплоть до настоящего момента ей удавалось держать свое обещание. Теперь, когда Люк вновь появился на сцене, она не могла гарантировать, как долго еще сумеет продержаться.
Шаг вперед, из тени. Коридор пуст и безмолвен, центр медитации закрылся на ночь, погрузившись во тьму и сон, как погружается в свет и тишину в течение дня. Бесшумно, словно призрак, Рэчел проскользнула мимо двери, ведущей в сад.
Она на секунду остановилась, выглянула в черноту ночи. За окном мелькнуло что-то белое, послышался приглушенный вскрик, и Рэчел уже взялась бездумно за ручку двери, когда вскрик повторился. Вскрик не боли, но наслаждения. Кто-то там, в саду, занимался любовью. Сексом. И мысль, что это может быть Люк, заставила ее похолодеть.
Рэчел не могла пошевелиться. Она почти видела их, расплывчатое пятно бледной кожи, слышала хриплое дыхание и прочие недвусмысленные звуки. Скрутило живот. Она хотела убежать, но не смогла сойти с места.
— Если бы я знал, что тебе нравится подглядывать, то что-нибудь устроил бы, — тихий, тягучий голос Люка прозвучал у нее за спиной, и Рэчел резко обернулась и потрясенно уставилась на него. Волна облегчения нахлынула и ушла, унеся с собой едва ли не все силы, а желание дотронуться до него, прильнуть к нему оказалось настолько сильным, что она задрожала. Но не шелохнулась.
— Кто там? — только и выдавила она.
— Не знаю и знать не хочу. Они никому не вредят. В любом случае я больше заинтересован в том, чтобы быть активным участником, чем наблюдателем.
Она попятилась и довольно громко стукнулась о металлическую дверь. Звуки снаружи резко прекратились; любовники либо испугались и убежали, либо затаились. Впрочем, испугались не только они.
Он надвигался на нее и уже почти касался, такой опасно близкий, что она не вполне понимала, откуда идет страх.
— Ты так и не ответила на мой вопрос, — пробормотал Люк с теми южными, соблазнительно тягучими интонациями. — Зачем вернулась?
Рэчел взглянула на него и внезапно с ужасающей ясностью поняла, что знает ответ на этот простой вопрос. Она вернулась к нему.
Открытие испугало ее. Но еще больше она испугалась того, что Люк поймет все по ее лицу.
— Ты должен мне пятьсот тысяч долларов, — выпалила Рэчел первое, что пришло в голову. — Мы заключили сделку.
Он не пошевелился.