Бледный всадник
Шрифт:
Тут я повернулся в седле, и мне показалось, что я вижу такое же сияние на севере. Армия Гутрума.
— Если ты отпустишь меня, — сказал Этельвольд, надувшись, — что помешает мне вернуться к Гутруму?
— Абсолютно ничего, кроме уверенности, что я тебя выслежу и убью.
Он немного поразмыслил над этим.
— Ты уверен, что дядя хорошо меня встретит?
— С распростертыми объятиями! — ответил за меня Пирлиг. — Словно блудного сына. Твое возвращение отметят закланием телят и пением псалмов. Только скажи Альфреду то же самое, что
Мы достигли Вилига, и ехать стало легко, ведь свет лагерных костров сделался куда ярче.
На краю лагеря я перерезал веревки, связывавшие Этельвольда, и отдал ему мечи. У него их было два: один — длинный, а второй — короткий «сакс».
— Ну, мой принц, — сказал я, — ничего не поделаешь: пришло время пресмыкаться перед дядюшкой!
Мы нашли Альфреда в центре лагеря.
Король расположился довольно скромно. У нас не хватало лошадей, чтобы впрячь их в телеги с палатками и мебелью, поэтому Альфред сидел на расстеленном плаще между двумя кострами. Он выглядел удрученным, и позже я выяснил, что тем вечером король созвал армию и произнес речь, но речь эта, как признал даже Беокка, получилась весьма и весьма неудачной.
— Это больше смахивало на церковную проповедь, — мрачно сказал он мне.
Альфред призывал Бога, рассказывал о доктрине справедливой войны Блаженного Августина, говорил о Боэции и царе Давиде, и эти слова бесконечным потоком лились на головы усталых и голодных людей. Теперь Альфред в обществе своих военачальников ужинал черствым затхлым хлебом и копчеными угрями. Отец Адельберт, священник, сопровождавший нас в Сиппанхамм, играл на маленькой арфе похоронную песнь.
«Это надо же было выбрать такую мелодию», — подумал я. И тут король увидел меня и махнул Адельберту, велев тому замолчать.
— Есть новости? — спросил Альфред.
Вместо ответа я отошел в сторону и поклонился Этельвольду, жестом указав ему на короля.
— Мой господин, — сказал я Альфреду, — я привез твоего племянника.
Альфред встал.
Король был застигнут врасплох, тем более что Этельвольд не казался пленником, ведь мы вернули ему мечи. Этельвольд выглядел прекрасно и, честно говоря, вообще-то больше походил на короля, чем его дядюшка, — статный, красивый, совсем еще молодой, мой ровесник, тогда как Альфред настолько исхудал и осунулся, что казался куда старше своих двадцати девяти лет. И если Альфред растерялся, то Этельвольд продумал все заранее. Он отстегнул мечи, с громким лязгом бросил их к ногам дяди, потом встал на колени и, сложив руки, посмотрел королю в глаза и с показным ликованием воскликнул:
— Наконец-то я тебя отыскал!
Король, все еще пребывавший в замешательстве, не нашелся что ответить, поэтому я шагнул вперед.
— Мы нашли его в холмах, мой господин. Он искал тебя.
— Я сбежал от Гутрума, — продолжал Этельвольд. — Хвала Господу, мне удалось сбежать от этого язычника!
Он подтолкнул свои мечи к ногам Альфреда.
— Мои
Столь экстравагантная демонстрация преданности не оставила Альфреду выбора: он поднял племянника и обнял его.
Люди вокруг захлопали в ладоши, а потом Этельвольд рассказал свои новости, которые пришлись как раз кстати: Гутрум находился на марше, и вместе с ним шел Свейн Белая Лошадь. Они знали, где находится Альфред, и их войско в пять тысяч человек двигалось сюда, чтобы сразиться с нами на холмах Вилтунскира.
— Когда они будут здесь? — спросил Альфред.
— Они должны добраться до холмов завтра, мой господин, — ответил Этельвольд.
Итак, Этельвольда усадили рядом с королем и дали ему воды, что вряд ли было подходящим угощением в честь возвращения блудного принца и заставило его бросить на меня недовольный взгляд. И тут я увидел среди спутников короля Харальда, шерифа Дефнаскира.
— Ты тоже здесь? — удивленно спросил я.
— Я привел пятьсот человек, — гордо ответил он.
Мы не ожидали, что явятся новые люди из Дефнаскира и Торнсэты, но шериф Харальд привел четыреста своих воинов и еще сотню из Торнсэты.
— Там и без того хватит сил, чтобы защитить побережье от флота язычников, — сказал он, — и Одда настаивал, чтобы мы помогли сразить Гутрума.
— Как Милдрит?
— Она молится за упокой души своего бедного сына, — ответил Харальд, — и за всех нас.
После еды стали читать молитвы. Молитвы теперь были везде и всюду, и я попытался было от них сбежать, но Пирлиг меня остановил.
— Король хочет с тобой поговорить, — сказал он.
Некоторое время мне пришлось ждать, пока епископ Алевольд кончит гундосить, после чего Альфред захотел узнать, вправду ли Этельвольд убежал от датчан.
— Именно так он сказал, мой господин, — ответил я, — а я знаю только одно: мы его нашли.
— И от нас он не убежал, — добавил Пирлиг, — хотя мог бы.
— Похоже, мальчик взялся за ум, — заметил Альфред.
— Так возблагодарим же за это Господа, — заключил священник.
Альфред помолчал, глядя на тлеющие угли лагерного костра.
— Я выступал нынче вечером перед армией, — наконец сказал он.
— Я слышал об этом, мой господин, — отозвался я.
Он испытующе посмотрел на меня.
— И что именно ты слышал?
— Что ты прочел людям проповедь, мой господин.
Альфред вздрогнул, но сдержал недовольство и спросил:
— А что, интересно, они хотели услышать?
— Ну, что ты поведешь их в бой и готов умереть вместе с ними, — ответил Пирлиг.
Альфред ждал дальнейших объяснений.
— Им плевать на Блаженного Августина, — продолжал Пирлиг, — их заботит только безопасность своих близких, эти люди хотят сохранить свои земли и остаться свободными. Они хотели услышать от тебя, что мы победим. Они хотели узнать, что датчанам суждено погибнуть. Они, наконец, хотели услышать, что разбогатеют благодаря захваченной добыче.