Блеск шелка
Шрифт:
Виченце набрал воздуха в грудь, собираясь что-то сказать, но Паломбара больно толкнул его локтем в бок, и тот ахнул.
– Я не уверен, что Кирилл Хониат осознает необходимость этого союза, – после затянувшейся паузы произнес Михаил. – Он идеалист, а я – сторонник практических решений.
– Практицизм – это искусство, которое всегда приносит пользу, ваше величество, – ответил Константин. – Я знаю, что вы – истинный сын нашей Церкви и уверены в том, что вера в Бога обязательно дает результаты.
Паломбара с трудом сдержал улыбку, но на него никто не смотрел.
– Если я решу обратиться за помощью к Кириллу, – сказал Михаил, тщательно подбирая слова и глядя в лицо епископа немигающими глазами, – то именно ты будешь человеком, которого я к нему пошлю. А пока я надеюсь, что ты сделаешь все, чтобы убедить свою паству сохранять веру в Бога и императора.
Константин поклонился – без особого почтения и подобострастия.
Вскоре легатам разрешили удалиться.
– Этот евнух – очень неприятный тип, – сказал Виченце по-итальянски, потому что к выходу их сопровождал варяжский стражник.
Из окон открывался восхитительный вид на город. Виченце слегка передернул плечами и скривил губы от отвращения.
– Если мы не сможем изменить таких… людей, – он старательно избегал слова «мужчин», – то нам придется придумать, как их ниспровергнуть.
– Было время, когда евнухи занимали важные посты при императорском дворе и полностью им управляли, – сказал Паломбара, испытывая какое-то извращенное удовольствие. – Они были епископами, полководцами, советниками императора, юристами, математиками, философами и лекарями.
– Пусть Рим положит этому конец! – воскликнул Виченце с возмущением, но не без удовольствия. – Нам нельзя медлить.
И он так быстро зашагал вперед, что Паломбара с трудом за ним поспевал.
Глава 13
Паломбара задумался о том, как именно император может упрочить свой авторитет среди собственного народа. Если византийцы действительно считают его «равноапостольным», то, возможно, верят в то, что он и в отношении религии поступает правильно.
Легат направился к великому собору Святой Софии, но не для того, чтобы поклониться святыни, и уж тем более он не собирался участвовать в православном богослужении. Ему хотелось понять различие между греческим и римским обрядами.
Служба оказалась более эмоционально насыщенной, чем он ожидал. В ней была страстная торжественность, соответствующая атмосфере этого древнего храма, украшенного мозаиками, иконами, колоннами и позолоченными нишами, в которых помещались прекрасные статуи святых со скорбными глазами, Богоматери и самого Христа. В тусклом свете свечей они казались живыми. Папский легат невольно восхитился этим строением. Огромный купол словно парил над окнами, расположенными по кругу высоко под сводом, который, казалось, ничто не поддерживало. Паломбара слышал легенду о том, что соорудить этот свод было выше человеческих возможностей и что огромный купол чудесным образом поддерживали на золотых цепях небесные ангелы, до тех пор пока не были построены колонны. В свое время эта история сильно его позабавила, но сейчас показалась не такой уж неправдоподобной.
Поднимаясь по лестнице, Паломбара заметил высокую женщину, стоявшую в стороне от толпы прихожан. У нее было очень необычное лицо. Ей было около шестидесяти, а может, и больше. Гордая осанка говорила о властности и даже надменности. У женщины были высокие скулы, слишком широкий, чувственный рот, тяжелые веки и золотистые глаза. Она пристально смотрела на Паломбару. Он почувствовал себя польщенным, но в то же время ему стало не по себе, когда она направилась к нему.
– Вы папский легат из Рима. – У нее был сильный голос, и, подойдя поближе, он рассмотрел, что ее лицо полно жизненной силы, которая привлекла его внимание и вызвала интерес.
– Да. Я – Энрико Паломбара.
Женщина слегка пожала плечами. Движение получилось почти чувственным.
– Зоя Хрисафес, – представилась она. – Вы приехали, чтобы увидеть «Святую Мудрость», прежде чем попытаться ее уничтожить? Ее красота коснулась вашей души или только глаз?
В этой женщине не было ничего, что вызывало бы жалость. Такой, как она, Паломбара еще не встречал. Казалось, в ней жил древний дух народа, пережившего нашествие варваров: страстный, опасный и, несомненно, греческий. Энергия Зои Хрисафес притягивала легата, подобно тому как огонь влечет к себе ночных насекомых.
– То, что воспринимается лишь глазами, не всегда исполнено смысла, – ответил Паломбара.
Зоя улыбнулась, мгновенно уловив тонкую лесть, скрытую в его ответе, и забавляясь ею. Это могло быть началом долгой дуэли, если она действительно заботится о православной вере и о ее сохранении.
Женщина выгнула тонкие брови:
– Откуда мне знать? В Константинополе нет ничего, что было бы лишено смысла. – Ее смех был почти осязаемым.
Паломбара ждал.
– Вы не думаете, что ошибаетесь, требуя от нас подчинения? – спросила она наконец. – Не просыпаетесь по ночам, в одиночестве, окруженный кромешной тьмой, от мыслей, не дающих вам покоя, – добрых или злых? Неужели вас не мучает вопрос: «Может, это дьявол говорит со мной, а не Господь?»
Паломбара был поражен. Это было не то, что он ожидал от нее услышать. Зоя смотрела на него, пытаясь поймать его взгляд. Потом рассмеялась в полный голос. Ее смех был сочным, жизнерадостным.
– А, понятно! Вы вообще не слышите никаких голосов – лишь тишину. Вечную тишину. Это и есть секрет римлян – кроме вас никого не существует!
Легат посмотрел на умное лицо женщины, с победным видом взирающей на него. Она смогла разглядеть пустоту в его душе.
Вокруг них суетились расходящиеся после службы люди, а Паломбара все стоял перед Зоей, чувствуя ее боль, похожую на прикосновение языков пламени. Он мог даже посочувствовать ей, но в конце концов объединение должно было состояться, поддерживает его Зоя Хрисафес или нет. Всю эту уникальную красоту, усладу для глаз, слуха и прежде всего ума могут уничтожить невежественные воины, если армия крестоносцев снова с огнем и мечом пройдет по городу.
Понимая, что эта встреча может дать ему некоторые преимущества, Паломбара решил не говорить о ней Виченце.
Следующие несколько недель Паломбара осторожно разузнавал о Зое Хрисафес, ловя упоминания о ней, но не называя ее имени. Он собрал множество фактов о ее некогда могущественной семье. Единственная дочь Зои, Елена, вышла замуж за представителя древнего императорского рода Комненосов и недавно овдовела: ее муж был убит.
Ходили слухи, что у Зои было много любовников; возможно, среди них был и сам Михаил Палеолог. Паломбара был склонен в это верить. Даже сейчас в ней ощущалась чувственность, необузданность и жизненная сила. На ее фоне другие женщины казались скучными.