Блеск жемчуга

Стоун Кэтрин

Их глаза, полные любви, сияли серебром и изумрудами… и вдруг Джеймс прочел в ее глазах какую то неуверенность.

–  Алисон?

–  Джеймс, я никогда раньше не занималась любовью!

Это было потрясающее откровение, радостное и тревожное одновременно. Алисон ведь собиралась выходить замуж, так что он думал…

Его сильные руки нежно отодвинули тронутые лунным сиянием огненно рыжие пряди с ее прекрасных глаз.

–  Ты ждала первой брачной ночи?
– нежно спросил он.
– Может быть, тогда мы тоже подождем?

–  Нет, - прошептала в

ответ Алисон. Огоньки неуверенности в ее глазах погасли, и никогда ее изумрудные глаза не сияли таким ярким светом, никогда еще не были так бесстрашны.
– Я ждала не первой брачной ночи, Джеймс. Я ждала тебя.

Мейлин вернулась в «Ветра торговли» после часа ночи. Она несколько часов провела на улице, на холодном ветру, теперь несколько часов проплавает в теплой воде бассейна и, наверное, вообще не ляжет спать. Все ее существо горело ожиданием, нетерпением.

Причиной этому был завтрашний план стать маленькой частичкой многотысячного митинга, оказаться рядом с матерью.

А на другой стороне залива так же волновался Гарретт Уитакер, направлявшийся в «Пининсулу». Он снова здесь. Зародившийся в Южно китайском море шторм был не единственной погодной неприятностью на планете: ливни и ураганный ветер обрушились и на Сан Франциско. Почти на шесть часов откладывался авиарейс на Гонконг.

Но вот он здесь, и всего через двенадцать часов увидит Джулиану. Гарретт знал, что сегодня он не уснет. Его сердце предчувствовало: должно случиться нечто необыкновенное.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Каптэн'с бар

Отель «Мандарин Ориентал»

Пятница, 10 декабря 1993 г.

У нее дрожали руки, отчаянно билось сердце и путались мысли. После всех этих лет она снова должна встретиться с Гарреттом, и как ни велика была ее радость, все чувства Джулианы заглушал страх.

Их любовь была высшим ощущением в ее жизни. Это была ее суть, то, чем она являлась и чем хотела бы быть: любимой женщиной Гарретта Уитакера. Шесть дней, проведенные вместе с ним, озарили ее душу навсегда, и до сих пор этот золотистый свет хранил и поддерживал ее.

Но что, если этому пламени предстоит угаснуть? Что, если Гарретт Уитакер сейчас признается ей, что это было всего лишь наваждение? Просто отдушина для солдата в кровавой мясорубке войны?

Джулиану это вовсе не интересовало. Но она не могла заставить себя не думать о том, что может произойти сегодня: совсем скоро, блестя своими чудными изумрудными глазами, он начнет вспоминать о проведенных вместе днях, о том, сколько глупых слов они наговорили друг другу. Этот образ будил в ней какие то опасения, что то предупреждало: после такого откровения золотистое пламя, питавшее ее, может погаснуть.

От Гарретта вовсе не требовалось любить ее до сих пор. Об этом нечего было и мечтать; главное, о чем молилась Джулиана, - чтобы он не разрушил ее воспоминаний.

А что, если ее молитвы подействуют? Что, если Гарретт все эти годы хранил, как и она, воспоминания об этих шести днях,

как святыню? Эта мысль пугала Джулиану еще больше, ведь в его памяти она осталась восемнадцатилетней девушкой, а не сорокашестилетней женщиной.

Теперь настала пора посмотреть на эту сорокашестилетнюю женщину: хотя от «Жемчужной луны» до «Мандарин Ориентал» недалеко, но на улице страшный ветер, так что надо посмотреться в зеркало, поправить волосы. Потому то она и пришла пораньше.

Прибирая выбившиеся черные и серебряные пряди и укладывая их в узел на затылке, она обратила внимание на тонкие морщинки под глазами и трясущиеся руки.

Ее некогда такие нежные пальчики от монотонной и тяжелой работы стали такими некрасивыми - совсем не то, что должен был помнить Гарретт.

«Я не могу видеть его, не могу!» - «Но тебе придется. Ради дочери. Иди».

У Гарретта Уитакера тоже колотилось сердце от радости и от страха. Вот уже несколько месяцев он давал себе волю и фантазировал о самом заветном, самом сладостном: как он вернется в Гонконг, в это чудесное место, где жила его любовь!

Но Гонконг двадцативосьмилетней давности, за исключением «Пининсулы» и паромов Звездной линии, исчез. Он уже и в то время казался оживленным и современным городом, но это было ничто в сравнении с новым Гонконгом.

Гарретт любовался этим новым городом, его незнакомыми очертаниями с палубы парома «Мерцающая звезда». Золотистые небоскребы сияли в лучах солнца, как гигантские золотые слитки на фоне серо стального неба. И даже на пике Виктории белела новая корона!

«Что же сталось с невинной восемнадцатилетней девочкой и усталым двадцатичетырехлетним пилотом, обретшим радость и счастье любви?
– подумал он.
– И где, где теперь те волшебные места, где мы бродили влюбленными?»

Все исчезло. Все - и девочка, и летчик, и места, где они любили. Джулиана и Гарретт изменились, как и Гонконг. Оба достигли успехов в жизни, и вполне естественно, что для места новой встречи был избран бар, где за ленчем заключались миллиардные сделки.

Гарретт, подходя к отелю «Мандарин», испытывал только печаль. Он не хотел, чтобы прежние летчик и девочка умирали, в его сердце они жили всегда, молодые и счастливые; когда бы он ни вспомнил о Джулиане, его душа снова становилась юной, и весь мир озарялся прекрасным светом.

Неожиданно шаги Гарретта замедлились. Может, было бы лучше навсегда остаться наедине с воспоминаниями и мечтами о том, что могло бы быть, если?… Но его сердце говорило, что все поразительные совпадения последнего времени - это дело рук судьбы, что они с Джулианой уже расплатились со всеми долгами… Но ведь судьба никогда не была благосклонна к их любви; а что, если впереди ждет самое жестокое ее наказание?

Она уже была в ресторане, сидела на золотисто рыжем диванчике, отделенном от других посетителей замысловато гравированными стеклянными перегородками. И она была не одна: рядом с ней стояла какая то элегантно одетая женщина, они болтали о чем то, и это дало Гарретту возможность немного рассмотреть ее.