Ближний круг царя Бориса
Шрифт:
Виктора Павловича Баранникова, главу Министерства безопасности, Ельцин тоже назвал. Но в те времена Баранников совершил роковой просчет – втихаря, на служебной даче МБ познакомил Президента с сомнительным предпринимателем Бирштейном. Об этой встрече я подробно рассказал в книжке Ельцина «Записки Президента». Почему я?
Борис Николаевич подписал договор с английским издателем Эндрю Нюрнбергом к такому-то сроку выпустить книгу. Но ни времени, ни желания диктовать у него не было. Однажды он вызвал меня и сказал, что месяц не будет трогать, чтобы я не встречал, не провожал его, а занялся диктовкой книги. После этого мы с Юмашевым часов по пять, по шесть работали. Юмашев в результате признался, что 90 процентов книги надиктовано мной, полпроцента Ельциным, остальное Сухановым и Илюшиным. Когда рукопись была перепечатана, то Юмашев дал один экземпляр Президенту, а второй мне с просьбой прочитать и выправить возможные неточности и ошибки. Я настроился на фактические, но оказалось, что текст полон грамматических ошибок, до сорока на страницу. Такой неграмотности от Юмашева я не ожидал, даже с поправкой на спешку. Борис Николаевич по утрам теперь стал выходить позже, с утомленным взором и каждый раз
Когда «бестеселлер» вышел, состоялась его презентация в магазине «Москва», мы с «автором» поехали на дачу, но по пути завернули ко мне на квартиру пропустить по рюмочке. Я из машины позвонил своей младшей дочери Наташе, чтобы она приготовила на стол. При подъезде к дому Ельцин завел разговор о том, что благодарен мне за помощь с книгой и, если я не обижусь, хотел бы дать мне за работу тридцать тысяч долларов. Я поблагодарил. Когда вышли из машины, он меня обнял, поцеловал, потом поднялись ко мне, обмыли книгу и наше «соглашение».
Я теперь иногда думаю: а не являются ли эти тридцать тысяч «зеленых», так и не отданных мне, теми сребрениками, которые стали своего рода довеском к основной причине моего увольнения, о которой я писал выше?
Но вернемся к распределению придворной жилплощади. Когда Борис Николаевич уволил Баранникова, тот умолял Ельцина позволить ему жить вместе со всеми в президентском доме. Президент заколебался и говорит мне:
– Ладно, давайте уж ему тоже дадим квартиру.
– Борис Николаевич, вот вы сейчас проявляете слабость. А потом как мы сможем вместе жить, если знаем, что он совершил сделку с совестью? Закладываем мину под наши отношения. И будем потом избегать встречи с ним в лифте, во дворе. Ведь неизвестно, какие еще «бирштейны» будут ходить к нему в гости. Тем более он сейчас обитает, наверное, не в «хрущовке».
– Ну хорошо, тогда вычеркните его, – согласился Президент.
Тут стоит привести один фрагмент оперативного документа:
Б. Единственный человек, который остался на нашем пути, который будет тебе мешать и не даст тебе спокойно жить, – это Коржаков …Но проделана определенная работа, где его локализовывают. Именно вот в отношении к тебе…
Я. Да, Коржаков сегодня имеет влияние, это, так сказать, не Руцкой… (Из телефонного разговора предпринимателя Бориса Бирштейна (Б) и уже теперь бывшего осужденного, а ныне адвоката Дмитрия Якубовского (Я).)
Вместо Баранникова квартиру дали Виктору Ерину, тогда он был министром внутренних дел. Получалось, что в нашем доме должны были жить только государственные деятели, ну, разумеется, кроме Юмашева. Надо было как-то разбавить контингент ради благоприятного общественного мнения. У меня в ту пору сложились сохраняемые и поныне, прекрасные отношения с академиком Емельяновым. Я не знал, в каких условиях он живет, и однажды поинтересовался.
– Нормально, хорошо живу, – ответил Алексей Михайлович, – трехкомнатная квартира в Олимпийской деревне, на троих.
Про Емельянова я сказал Ельцину:
– Борис Николаевич, вы же знаете этого человека, он сейчас проректор МГУ, его все уважают. Он академик сельскохозяйственных наук, активную роль сыграл в Межрегиональной депутатской группе, короче, наш боевой резерв. К тому же просто замечательный человек.
Шеф сразу согласился.
Емельянов же, когда я предложил ему квартиру в доме на Осенней, ликовал сильнее всех и постоянно меня благодарил. И до сих пор, если встречает, просит:
– Зайдите ко мне, Александр Васильевич. Я вам хоть бутылку поставлю да деревенским салом с картошечкой закусим за то, что здесь поселился.
Переступив впервые порог своей новой квартиры, я больше всего радовался просторной лоджии. Всю жизнь мечтал, чтобы у меня была по-настоящему большая лоджия. Но такую, конечно, даже представить не мог. Люблю лоджии. С удовольствием в прежнем жилище на Юго-Западе лопаткой очищал ее от снега. А летом сидел, размышлял… Хорошо!
Еще понравилась гостиная. Тоже всегда хотел, чтобы она была просторной. Если бы мы тогда взяли хасбулатовскую квартиру, мне бы уж наверняка досталось какое-нибудь обычное жилье рядышком. А тут вдруг такое счастье привалило.
Все квартиры в новом доме были либо пятикомнатные, либо четырехкомнатные. Мы с Ириной посоветовались, стенку между комнатой и кухней сломали, и у нас образовалась большая кухня-столовая с двумя окнами.
Нашим соседом по дому стал и писатель-сатирик Михаил Задорнов. Его дружба с Ельциным завязалась еще в Юрмале, во время отдыха. Миша умел по-клоунски развеселить Бориса Николаевича: потешно падал на корте, нарочно промахивался, острил. И вот так, полушутя, вошел в доверие. Он любил рассказывать Президенту про нелегкую жизнь своих родителей в Прибалтике. После отпуска мы продолжили парные теннисные встречи в Москве. И тут, как теннисист к теннисисту, Задорнов ко мне и обратился:
– Саша, я узнал про новый дом. А у меня очень плохой район, в подъезде пьяницы сортир устроили. Этажом выше вообще настоящий алкаш живет. Возьмите к себе.
Мы взяли. Спустя время в одном из интервью Задорнов упомянул о своем соседе-алкоголике, но не удосужился добавить про старую квартиру. А ведь над ним жил уже Ерин, и юмора в его словах, по крайней мере, в нашем доме, никто не понял.
А вот новоселье у Задорнова было поистине незабываемое. Он въехал и тут же, сияющий, увидев нас с Барсуковым, говорит:
– Ребята, приходите срочно ко мне на новоселье, я так счастлив, так доволен, так вам благодарен!
Мы на всякий случай прихватили с собой сумку с едой и спиртным. Жены наши вызвались помочь накрыть на стол. Приходим, а у новосела хоть шаром покати – ни питья, ни закуски. Переглянулись, открыли свои консервы, распечатали свою водку и славно погуляли на новоселье у Миши Задорнова.
Вскоре у него начались концерты, на которых он мастерски издевался над Президентом в своих юморесках. Только спустя года три после этих выступлений мы, наконец, объяснились – оказывается,
Соседями по дому стали мэр Москвы Юрий Лужков и первый вице-премьер столичного правительства Владимир Ресин. Их пригласил Ельцин. Сначала они оба деликатно отказывались, но потом переехали. Сейчас, правда, Юрий Михайлович съехал: голосовал за себя на выборах мэра по другому адресу.
После заселения несколько квартир оказались незанятыми. Очень просился Казанник, тогда он был Генеральным прокурором России. Ельцин испытывал благодарность к нему за мандат кандидата в члены Верховного Совета, который Казанник отдал Борису Николаевичу во время Первого съезда народных депутатов СССР. Доложили, что Казанник уже и мебель стоимостью почти в 80 тысяч у.е. привез в одну из пустых квартир – в ту самую «общую» для застолий. Но не распаковал, ждал решения Президента. Ведь тот ему пообещал, но указание оформить документы на прописку никому не дал. А тут случилась амнистия для участников событий 93-го. Казанник повел себя в этой ситуации странно – в сущности, подвел Президента. Ельцин ему в квартире и отказал. Экс-генеральный прокурор уехал в родной Омск. Мебель тоже куда-то исчезла, говорят, что ее оприходовали в ГУО.
В итоге в свободные квартиры въехали Олег Сосковец и Павел Бородин. А Виктор Степанович Черномырдин стал моим соседом по площадке – наши двери были напротив. Но в 1998 году Виктор Степанович съехал, переселившись в новую, наверное, более достойную, квартиру, построенную для него Газпромом. Эту квартиру, ремонтировавшуюся не менее пяти раз за пять лет, предложили его преемнику Кириенко. По рассказам обслуживающего персонала, приезжала его супруга, смотрела квартиру. Квартира понравилась, но у лифта спросила про соседей. Фамилия Коржакова мгновенно сняла квартирный вопрос с повестки дня тогдашнего младопремьера. А тут грянул дефолт, и бедный Кириенко так и остался без халявной квартиры в президентском доме.
Борис Николаевич устроил перед Новым, 1994 годом коллективное новоселье в Доме приемов на Ленинских горах. Весело было. Все пришли со своими семьями. Прекрасно поужинали. Играл президентский оркестр, танцевали. Поздравили друг друга с удачным бесплатным приобретением. Егор Гайдар, так страстно исповедовавший идеи рынка, от этого «ваучера» на жилье был в восторге. В то время мы более раскованно общались, не стеснялись при случае подшутить друг над другом. Однажды я увидел, что Павел Грачев приобрел для новой квартиры диван поистине необъятных размеров. Он даже в дверь не пролезал. Пока солдаты его через лоджию на веревках затаскивали, немного порвали обшивку. Говорю Паше:
– Посмотри, диван, наверное, в гараже несколько лет стоял, его мыши прогрызли.
Жена Грачева, Люба, мне за такой юмор чуть глаза не выцарапала.Вообще-то к Павлу Сергеевичу у меня всегда было спокойное отношение. Я видел его недостатки, видел и положительные качества. Правду говорил ему в глаза. А начал серьезно на него злиться из-за чеченской войны – ведь Грачев клялся Ельцину молниеносно провести операцию в Чечне. Не раз я упрекал Грачева:
– Ты сделал Президента заложником чеченской авантюры.
В телеинтервью задолго до отставки Владимир Познер задал мне вопрос об отношении к министру обороны. Ответил я примерно так:
– Павел Сергеевич очень любит свою семью, друзей и умеет хорошо устраивать парады.
И этот фрагмент показали.
А следующую фразу: «Но 1 января 1995 года, в день своего рождения, Павел Сергеевич должен был пустить себе пулю в лоб или хотя бы добровольно покинуть пост министра обороны за обман Президента» – из интервью вырезали.
За десять лет проживания в доме на Осенней я у многих в гостях побывал. Пару раз заходил к Тарпищеву, заодно увидел, что такое настоящий европейский ремонт, бывал у Барсукова, Суханова, Грачева, естественно, у Ельциных и Окуловых.
Один раз посетил Юмашева. Такого беспорядка прежде ни у кого в квартире не встречал. Валентин превратил ее в свалку – ни уюта, ни домашнего тепла, несмотря на утепленные полы, не ощущалось, да еще такой запах… Я ему тогда посоветовал:
– Ты бы, Валя, хоть женщину какую нанял, если твоя жена не в состоянии квартиру убрать.
И действительно, по моему совету, Юмашев пытался нанять уборщиц из персонала диспетчеров (их было четверо) убираться хоть раз в неделю. Но все они по очереди, поработав на его квартире, последовательно отказались даже при такой высокой зарплате, которую он им установил, – аж 100 баксов в месяц.
У Юмашева жил пес – восточноевропейская овчарка по кличке Фил. Вот он очень ловко разбирался в этом бардачке и спокойно перемещался среди разбросанных вещей. Фил этот, кстати, стал участником настоящей трагикомедии.
У Льва Суханова тоже был пес – Красс. Его Красс – родной брат моей собаки Берты. Они от одной матери, из одного помета. Умные, красивые немецкие овчарки. Так что мы с Сухановым были еще тогда и своего рода «собачьи» родственники.
А Фил – более крупный на вид, к тому же злейший враг Красса. Эти псы сделали «кровными» врагами и своих хозяев: Юмашев и Суханов друг друга на дух не выносили.
Красс и Фил, если встречались на улице, обязательно злобно дрались. С Филом, как правило, гуляла первая жена Юмашева, Ира. Кобель таскал ее на поводке куда хотел.
Красса выводил на прогулку Лев Евгеньевич. В одной из собачьих потасовок Суханов не сдержался и сильно пнул Фила ногой в бок. У собак память получше, чем у людей. И вот однажды, возвращаясь с работы в хорошем настроении, Лев Евгеньевич решил наладить отношения с Филом, которого вывела на прогулку хозяйка.
– Ну что, Фил, когда же мы с тобой будем дружить, когда перестанем ругаться с Крассом? – назидательным тоном вопрошал Лева, поглаживая собаку.
Она прижала уши, терпеливо выслушала примирительную речь и внезапно, молниеносным движением тяпнула оторопевшего помощника Президента между ног, в самое интимное место. Ира с трудом оттащила пса, но Фил вырвался и укусил еще раз. Бедный Лев Евгеньевич упал, брюки быстро пропитались кровью. Жена Юмашева бегом отвела пса домой и на своей машине доставила пострадавшего в ЦКБ, благо больница эта в двух минутах езды от нашего дома.
Операция прошла успешно, но возмущение покусанного не утихало. Оказывается, жена Юмашева цинично сказала ему по дороге в больницу: