Ближний круг царя Бориса
Шрифт:
…Посмотрев видеозапись выступления Ельцина, я предложил Барсукову поехать на теннис.
– С нами все решено, все ясно, чего теперь на работе зря торчать.
В теннис мы играли парами. Против нас с Тарпищевым сражались Барсуков и Леонюк – четырнадцатикратный чемпион СССР. Я не мог припомнить, когда еще я так легко себя чувствовал. Носился по корту, как двадцатилетний. Мы с Шамилем разделали соперников в пух и прах. Они удивлялись:
– В чем дело?
У меня же было такое ощущение, будто я снял с шеи натиравший кожу хомут, а со спины – тяжеленный груз. Позднее я понял, что это был груз ответственности, которую я нес
Во время игры мы обсуждали сложившуюся ситуацию. Ребята не верили в отставку навсегда. Возможно, Ельцин сделал популистский (правда, для кого?) предвыборный ход, очередную загогулину, а потом что-то, как всегда, придумает или передумает.
Очередное заседание предвыборного штаба прошло без Чубайса. Борису Николаевичу не понравилось, как тот комментировал нашу отставку. Чубайс и пресс-конференцию устроил, и дал множество интервью. Он просто не мог поверить, что наконец-то от его интриг, от нашептываний Березовского в Татьянины уши получился столь реальный результат.
Президент на заседании штаба говорил тихо, выдавливал из себя слова:
– Я принял решение отстранить Чубайса от избирательной кампании за то, что он позволил себе делать комментарии после моего последнего выступления. Это решение мне и так трудно, тяжело далось, а он еще позволяет себе…
Но, поскольку ЕБН практически не контролировал работу «Президент-отеля», Чубайс не только по-прежнему обитал в предвыборном штабе, но теперь уже и командовал там. Случившееся в Белом доме происшествие, по сути, ни единичным, ни чрезвычайным для его исполнителей не было, проходило по обычному плану Чубайса. На следующий день после отставки он подошел к Георгию Рогозину, моему заместителю, и сказал:
– Георгий Георгиевич, попроси, чтобы мне деньги вернули. Это же мои 500 тысяч.
Рогозин не растерялся:
– Как же так, Анатолий Борисович?! Вы же сказали на пресс-конференции, что это провокация, что эти деньги подкинули.
– Ты же сам понимаешь, что это не так, – ничуть не смутившись, признался Чубайс.
От Ельцина кипучую деятельность Анатолия Борисовича в штабе держали в секрете, хотя, кроме дочери, никто не мог сообщить Президенту о «факте неповиновения».
Ночью, после увольнения, я обдумал ситуацию и понял, как ее можно изменить. Прежде всего я решил обратиться к шефу с письмом. В нем не встречалось слов «простите», «извините», а была описана ситуация перед выборами. Я искренне считал, что другого Президента сейчас в России быть не может, и об этом тоже написал. А в последних строчках попросил принять нас с Барсуковым и выслушать.
Письмо я передал Кузнецову, адъютанту Президента. Анатолия после моего отстранения от должности назначили исполняющим обязанности начальника Службы безопасности. В удобный момент Кузнецов отдал Ельцину письмо, предупредив, что оно от меня. Борис Николаевич сразу же начал читать, а потом говорит:
– Я сейчас посплю, а позже дочитаю.
Минут через сорок Президент, дрожа от ярости, вызывает Кузнецова:
– Это кто мне принес?!
– Я вам принес.
– Вы что, не знаете, каким образом мне положено приносить документы? Пусть отправляет по почте.
– Борис Николаевич, я же думал, что здесь все нормально,
– А где Коржаков сейчас находится?
– Как где? У себя в кабинете, в Кремле. Там он работает.
Действительно, я пришел с утра на работу. И этот день ничем не отличался от предыдущих – выслушивал доклады подчиненных, разговаривал по телефону, давал распоряжения…
Не только я, но и все остальные восприняли отставку как очередной каприз Президента.
Услышав, что я по-прежнему работаю в Кремле, Ельцин еще больше рассвирепел, приказав даже отобрать у меня удостоверение…
Когда Анатолий пересказывал мне разговор с шефом, вид у него был словно после потасовки: волосы дыбом, лицо красное, пиджак распахнут, галстук набок… Обычно же он был и одет, и причесан безукоризненно. Я тогда считал его вполне порядочным парнем и поэтому со спокойной совестью оставил Президента на него, сказав напоследок:
– Ты оставайся с Борисом Николаевичем до конца, что бы ни случилось.
Так и произошло, но по отношению ко мне и созданной мной службе, которой был всем обязан, полковник Кузнецов проявил себя не лучшим образом. Оставшись после меня исполняющим обязанности, он помогал Чубайсу и Савостьянову увольнять людей, лучших спецов-профи, быстрее разваливать структуру. А чтобы избавиться от разговоров со мной, даже сменил номера телефонов. Он окончательно «лег» под Татьяну Борисовну. И она ему дала… генерал-майора (при полковничьей должности). Ну что ж, заслужил…
А тогда, выслушав рассказ Кузнецова, я понял: конец всем нашим отношениям с Ельциным. Удостоверение у меня никто не отбирал, я просто уехал и в Кремль уже не возвращался.
Через два дня после истории с письмом у Президента случился очередной инфаркт. С утра я был в тире – решил, что пора потренироваться на случай, если придется себя защищать: оружие-то у меня именное, на законных основаниях.
Там меня отыскал Кузнецов.
– Врачи в панике, у шефа опять инфаркт.
Я посчитал по месяцам, получилось – пятый. Поразило ту часть сердца, которая чудом сохранялась здоровой. До второго тура выборов оставалось семь дней.
В такой ситуации должен принимать решение не отстраненный генерал, не кто-то из членов семьи, а Черномырдин. Он – действующий премьер и обязан брать ответственность за последующие события.
Приехав на президентскую дачу в Барвиху, я попросил адъютанта найти Конституцию Российской Федерации, Закон о выборах Президента. Минут пятнадцать искали, но не нашли в доме Президента ни текста Конституции, ни законов. Брошюрку отыскали только в комендатуре. Я прочел абзац в 92-й статье, где написано о недееспособности Президента. Там четко сказано: «Президент Российской Федерации прекращает исполнение полномочий досрочно в случае стойкой неспособности по состоянию здоровья осуществлять принадлежащие ему полномочия…»
– Мне сейчас сложно давать вам какие-то советы, – обратился я к полковнику, – но мое мнение следующее. Если они предали меня, то тебя и подавно сдадут мигом. Поэтому действуй по закону. Это означает, что ты должен проинформировать премьер-министра Черномырдина, а он пусть сам решает, как быть.
Входит лечащий врач Владлен Николаевич Вторушин и говорит:
– Борис Николаевич просит никому ничего не сообщать.
«Просит» – мягко сказано. Я уже и сам слышал вопли из соседней комнаты: «Черномырдину – ни в коем случае!»