Ближний круг госпожи Тань
Шрифт:
Меня переполняют эмоции – мне не терпится познакомить Ляня с его отцом, и я готова потребовать объяснений у доктора Вана, – но в глубине души я ощущаю смутную тревогу. До моего уха не долетают ни голоса торговцев, расхваливающих свои товары, ни гневные возгласы помешавших друг другу прохожих, ни пронзительные вопли женщин, призывающие домой детей сквозь уличный гомон. Да и самого гомона нет. Только мягкий стук шагов носильщиков доносится сквозь стены паланкина. Возвращение в Благоуханную усладу проходит совсем не так, как я ожидала.
Саженец
У ворот нас не приветствует стража. Я переношу сына через порог, и меня окутывает жуткая тишина. Не слышно даже женщин, которые поют у своих ткацких станков. Я быстро перебегаю из первого двора во второй и иду дальше. Во Дворе шепчущих ив у входа в сад, в честь которого назван особняк, я нахожу двоих мужчин. При моем приближении они пятятся.
– Не подходите ближе, – говорит один.
– Ее лицо чистое, – замечает другой, затем приказывает мне: – Покажите руки!
При этих словах у меня замирает сердце.
– Небесные цветы? – спрашиваю я.
Молчание служит мне ответом. Айлань… Новорожденный сын… к ним еще не приходил мастер по прививанию оспы.
– Где больные?
– Их поместили в Павильон отшельника. Мы здесь для того, чтобы никто не смог покинуть территорию.
– Сколько их там? – спрашиваю я, кивая на решетчатые ворота позади них. Мое дыхание настолько сбивчиво, что каждое слово выходит рваным и неровным. – Есть ли там дети? Девочки?
Стражники переглядываются. Что это значит? Никто не считал? Или больных столько, что просто и не сосчитать?.. Мой следующий вопрос – самый важный, потому что я узнаю, что уже произошло и что еще предстоит.
– Сколько длится эпидемия?
– Первые случаи появились две недели назад, – звучит ответ. Это означает, что наступили самые тяжелые дни.
Я стараюсь унять сердцебиение.
– Мой муж здесь?
– Молодой господин Ян в Нанкине.
Облегчение. Маожэнь в безопасности, но пугающая реальность никуда не делась. Я недостаточно храбра… Я недостаточно осведомлена… Я прикладываю три пальца к губам и стучу по ним. Это успокаивает. В такт движениям я, будто передвигая костяшки на счетах, намечаю свои дальнейшие шаги. Нужно защитить сына… Нужно найти дочерей…
Я поворачиваюсь к Маковке. Она побелела от страха. Я пытаюсь ее успокоить.
– Тебе не о чем беспокоиться. Ты болела оспой, как и я. – Служанка медленно кивает, но я не уверена, что она мне верит. – За мной!
Я спешу в свои покои. Оказавшись внутри, я отдаю ребенка Маковке, которая безмолвно смотрит на меня.
– Оставайся здесь, – приказываю я ей. – Ни в коем случае не выходи и никого не впускай.
Я выхожу из спальни, закрываю дверь и жду. Маковка защелкивает засов. Осторожно ступая и не теряя бдительности, чтобы не упасть в спешке, я добираюсь до комнаты дочерей, дергаю ручку. Дверь заперта, и это хороший знак. Я стучусь и негромко зову старшую дочь:
– Юэлань!
Я слышу движение внутри. Потом близко, так близко, совсем рядом, по ту сторону двери раздается голос:
– Мамочка!
–
– Мы с Чуньлань – да, а вот Айлань… – Юэлань начала плакать. – Мы вынесли ее на улицу, когда у нее началась лихорадка. Теперь она в саду.
Меня гложут сомнения, но я знаю, что должна делать. Правда, прежде всего следует укрепить дух девочек, чтобы они не боялись того, что может произойти дальше.
– Вы все сделали правильно, – говорю я. – Я горжусь тем, что вы мои дочери. Никогда не забывайте об этом.
Их рыдания преследуют меня, пока я иду по галерее обратно в спальню. Маковка отпирает дверь и впускает меня. Торопливо осматривая полки шкафа, я складываю в сумку все травы, которые, по моему мнению, могут пригодиться. Когда я рассказываю служанке, что собираюсь делать, она начинает плакать, судорожно захлебываясь слезами. Я изо всех сил стараюсь подавить собственный страх, и у меня нет ни времени, ни желания утешать ее. Маковка ставит сумки в коридоре, я беру Ляня на руки, и мы вместе идем в комнату свекрови. Я боюсь, что, если замедлю шаг хоть на секунду, моя неуверенность вырастет до небес и эту преграду я не сумею преодолеть.
Дверь в покои свекрови заперта, но я слышу знакомое покашливание. Она жива.
– Госпожа Ко!
Движение внутри.
– Юньсянь?
– Да, это я. Я здесь.
Она не открывает дверь.
– Столько заболевших… – По тому, как эти два слова прозвучали из уст госпожи Ко, можно понять, что она изрядно выпила. – Сначала мы думали, что это детский испуг…
Это распространенная ошибка при диагностике оспы. Симптомы испуга могут варьироваться от капризности до плача, от отказа от груди до отказа от еды, от лихорадки до судорог, и все они проявляются задолго до того, как на коже вздуются пузырьки, характерные для оспы.
– Доктор Ван там? – спрашиваю я.
Впервые моя свекровь говорит о семейном враче что-то нелицеприятное:
– Он оказался трусом. – Затем она произносит: – Юньсянь, ты можешь помочь?
От оспы не существует лекарства – пациенты либо выживают, либо нет, – но я обещаю сделать все, что в моих силах. Я задаю еще пару вопросов и, стараясь не выдать своего волнения, высказываю несколько просьб. Первая заключается в том, чтобы госпожа Ко подыскала для моего сына кормилицу, которая либо привилась от оспы в детстве, либо переболела.
– Внук! – восклицает свекровь. Дверь открывается. Даже в таких печальных обстоятельствах она умеет радоваться хорошим новостям. Ее слегка пошатывает, но не настолько, чтобы я не рискнула оставить с ней ребенка. Я твердо верю, госпожа Ко сделает все возможное, чтобы он был сыт, в безопасности и здоров.
– Моему мужу принадлежит право наречь нашего сына, – говорю я, – но, пожалуйста, сообщите Маожэню, что я называю ребенка Лянем.
Я целую малыша в лоб. Если я увижу его до того, как закончится эпидемия, то, скорее всего, потеряю навсегда. В его тельце еще бродит послеродовой яд, и он слишком маленький, чтобы выжить, если злобные миазмы болезни доберутся до него.