Ближний круг госпожи Тань
Шрифт:
– Я всегда уверяла его, что наш сын станет хозяином Благоуханной услады, но теперь этому не бывать…
Она начинает рыдать так, как может рыдать только мать, потерявшая сына. Я знаю, что должна утешить ее, но меня отвлекают ее слова, они словно повернули ключ в моем сознании и открыли дверь.
Маньцзы никогда не был похож на господина Яна. Если бы мне не удалось забеременеть сыном и выносить его, Маньцзы в конце концов стал бы новым хозяином усадьбы, а значит, власть обрела бы и его мать. Целомудренная тетушка хотела что-то сказать мне после рождения Маньцзы, но умерла раньше, чем мы с ней поговорили…
Смывание грехов
Болезнь небесных цветов полностью покинула Благоуханную усладу. Те, кого она поразила перед уходом и кто сумел выжить, возвращаются в свои покои или, если речь идет о наложницах и служанках, к своим хозяевам, а я – в свою спальню. Я полна решимости навестить Мэйлин, ведь подозрения, возникшие после слов госпожи Чэнь, напрямую касаются моей подруги и трав, предназначенных для меня, но прежде чем что-то предпринимать, мне нужно полностью восстановить отношения в моей маленькой части семьи Ян.
Мне хочется многое обсудить с мужем, но, хотя я дома, он не приходит в мою спальню. Я обижена и сердита, а засыпая, понимаю, что смертельно устала. На следующее утро Маковка, наливая мне чай, пересказывает последние новости: господин Ян собирается выставить из Благоуханной услады госпожу Чэнь и ее единственного выжившего ребенка, Пятую дочь. Я одеваюсь и бросаюсь на поиски мужа. Он в библиотеке.
– Это правда, что твой отец выгоняет наложницу и ее дочь? – спрашиваю я. Возможно, это не совсем правильно, ведь мы с Маожэнем не оставались наедине с тех пор, как я уехала в Пекин семь месяцев назад. За то время, что мы были вместе, произошло так много событий, включая рождение нашего сына, но я все еще не дала ему возможность выразить свою радость или поблагодарить меня за то, что я сделала все возможное и невозможное время вспышки оспы.
– С каких пор голубки начали кудахтать? – ворчит он, прищуриваясь с неодобрением.
Я делаю вдох и напоминаю себе, что прежде всего я жена.
– Простите, – говорю я, склонив голову. – Мои слова прозвучали резко.
Маожэнь встает и подходит ко мне. Он протягивает руку и убирает прядь волос с моей щеки.
– Ты выглядишь усталой.
– Так и есть. – Я поднимаю глаза, чтобы встретиться с ним взглядом. – Маожэнь, почему твой отец выгоняет госпожу Чэнь?
– Она больше не красавица, – заявляет Маожэнь.
Да, это правда, но я не могу этого так оставить.
– Не позволяй своему отцу выгнать ее. Она помогала мне во время болезни. Она была мужественной, когда…
– Наложница больше тут не живет, – говорит мой муж, отворачиваясь. – Она заберет свою дочь с собой…
– Это ее единственный выживший ребенок, – подчеркиваю я. – Между прочим, Пятая дочь – твоя сводная сестра.
Я вижу, как он пробует эту идею на вкус и находит ее горькой.
– Без сына и своей красоты госпожа Чэнь не представляет ценности для отца.
– Пятой дочери всего десять лет, – не унимаюсь я.
– Я ничего не могу сделать. Это решение моего отца.
Я киваю
– Я не знаю, что с нами будет дальше, – шепчет наложница.
У меня нет слов, чтобы успокоить ее. Чем станет заниматься эта несчастная женщина? Безмерно грустно смотреть, как она уходит, унося с собой одежду, шрамы на лице и своего ребенка.
Через несколько дней муж внезапно уезжает в Нанкин. Хотя он, забирая Айлань из сада, говорил ласковые слова, мол, ждет моего возвращения всем сердцем, он так и не навестил меня перед отъездом. Я говорю себе, что мой муж должен радоваться из-за рождения Ляня, но, вероятно, его расстраивает, что я привезла так мало императорских даров или что не сумела уберечь Розовую Льдинку и их сына от смерти? А может, мы с Маожэнем просто провели слишком много времени в разлуке…
Жизнь в Благоуханной усладе претерпела изменения, и мы все приспосабливаемся к переменам после эпидемии небесных цветов. Я часами сижу с матерями, потерявшими детей. Не существует лекарства, способного облегчить их страдания, но я могу плакать вместе с ними. Я навещаю бывших пациентов, слежу за тем, чтобы они хорошо питались, и даю им отвары для восстановления сил. И конечно, я дорожу каждым мгновением, проведенным с дочерями и сыном, которому уже исполнилось три месяца.
Спустя две недели после отъезда мужа я вновь ощутила связь с детьми и решила, что пришло время навестить Мэйлин. Я переступаю порог особняка и сажусь в паланкин. С момента нашего возвращения в Уси прошло восемь недель, и я не знаю, что меня ждет за воротами ее нового дома. Мэйлин и ее мать прививались от оспы, но я не знаю, приглашали ли мастера по прививанию к мужу и к покупателям. Надеюсь, они не пострадали.
Носильщики ставят паланкин на землю, слуга открывает ворота, и я вхожу в маленький дворик, который напоминает дом, где я жила с отцом и Досточтимой госпожой. Мэйлин появляется в дверном проеме и окликает меня, задыхаясь от волнения.
– Юньсянь!
Мы крепко обнимаемся. Я не хочу отпускать ее, и она не отпускает меня.
– У нас все хорошо. Я так рада, что ты жива! – бормочет она. – Я боялась за тебя и твоих детей. Скажи мне, Лянь здоров?
Все, что я могу сделать, – кивнуть, уткнувшись ей в шею. Подруга берет меня за плечи и слегка отстраняется, изучая мое лицо. Она видит горе, оставившее на нем свою печать. А я вижу не страдалицу на пороге смерти, молодую женщину, такую же прекрасную, как в день нашей первой встречи.
Мэйлин отпускает меня и задает вежливые вопросы:
– Ты поела? Хочешь чаю?
Мы сидим за столом у открытого окна, выходящего во внутренний двор. До нас долетают звуки города, напоминающие о том, что жизнь продолжается. Мы обмениваемся любезностями. Я делаю ей комплимент по поводу ее красивого дома и осторожно расспрашиваю о ранах, которые, по ее словам, уже зажили. По прошествии положенного времени я говорю:
– Я пришла не просто так.
Я рассказываю ей, что сказала госпожа Чэнь, когда умер ее сын: «Я всегда уверяла его, что наш сын станет хозяином Благоуханной услады, но теперь этому не бывать…» Мэйлин смотрит на меня безучастным взглядом, и я понимаю, что слишком быстро перешла к делу.