Близнецы-соперники

Ладлэм Роберт

– Будем разговаривать, – заявила она решительно. – У нас в запасе три дня, чтобы довести друг друга до изнеможения. Пока ты будешь отсутствовать днем, охотясь за своими медведями, я буду наводить марафет, как верная наложница. Удовольствие гарантируется!

– Слушай, тебе бы надо заняться тем, чем занимают себя далекие от науки дамы. Просиживай часами в салоне «Элизабет Арден», принимай молочные ванны, закусывай джин шоколадными конфетами. Ты же вымоталась – отдыхай!

– Давай поговорим не обо мне, – улыбнулась Барбара. – Я и так проболтала

о себе всю ночь – почти. Расскажи лучше, что тут происходит? Или ты не можешь? Уверена: Джим Невинс считает, что твой номер прослушивается.

Эдриен расхохотался и скрестил ноги. Он потянулся за сигаретами и зажигалкой, лежащими на столике у кресла.

– Присущая Джиму мания заговоров неискоренима. Он больше не оставляет у себя на рабочем столе досье. Он носит все важные бумаги в кейсе. У него самый пухлый кейс в Вашингтоне, – усмехнулся Эдриен.

– Но почему?

– Он не хочет снимать копии с документов. Считает, что ребята, сидящие этажом выше, тут же отберут у него половину дел, если узнают, как продвигается его расследование.

– Поразительно!

– Страшно!

Зазвонил телефон. Эдриен быстро встал с кресла и подошел к тумбочке.

Это была мать. Она не могла скрыть волнения.

– Мне только что звонил отец.

– Что значит «звонил»?

– В прошлый понедельник он вылетел в Париж. И оттуда отправился в Милан…

– В Милан? Зачем?

– Он тебе сам все расскажет. Он хочет, чтобы вы с Эндрю приехали к нам в воскресенье.

– Погоди. – Эдриен стал лихорадочно соображать. – Вряд ли я смогу.

– Ты должен.

– Ты не понимаешь, а по телефону я не могу тебе объяснить. Энди не захочет меня видеть. И я тоже не очень-то хочу его видеть. Я даже думаю, что при нынешних обстоятельствах это было бы неразумно.

– Что ты такое говоришь? – Голос матери внезапно стал холодным. – Что ты натворил?

Эдриен ответил не сразу:

– У нас разные позиции в одном… споре.

– Что бы там ни было, это не имеет значения! Отец хочет, чтобы вы оба приехали. – Она едва сдерживалась. – С ним что-то случилось! С ним случилось что-то ужасное! Он едва мог говорить.

В трубке раздалось несколько щелчков, после чего к линии подключилась телефонистка отеля.

– Мистер Фонтин, извините, что я вас прерываю, но вас срочно вызывают.

– О Боже! – прошептала мать. – Виктор…

– Если это касается отца, я тебе перезвоню, обещаю, – сказал Эдриен. – Спасибо, мисс, я поговорю…

Больше он ничего не успел сказать. В трубке послышался истерический голос. Женщина рыдала и кричала:

– Эдриен! Боже мой! Эдриен! Он мертв! Его убили! Они убили его, Эдриен!

Крики из телефонной трубки были слышны в комнате. Эдриен испытал потрясение, какого не испытывал никогда в жизни. Смерть. Смерть, которая коснулась его.

Это была Кэрол Невинс. Жена Джима.

– Я сейчас приеду! Позвони матери в Нью-Йорк, – попросил он Барбару, торопливо одеваясь. – Скажи ей, что это не с отцом.

– А

с кем?

– С Невинсом.

– О Боже!

Он выбежал в коридор и помчался к лифтам. Нажал на кнопку вызова – как же медленно поднимается лифт, как медленно! Он побежал к двери на лестницу, распахнул ее. Устремился вниз, перепрыгивая через ступеньки, и выскочил в вестибюль. Кинулся к стеклянным дверям подъезда.

– Извините! Простите! Пропустите, пожалуйста!

Оказавшись на тротуаре, побежал направо к свободному такси. Сел, назвал шоферу адрес Невинса.

Что же произошло? Что же, черт побери, произошло? Что хотела сказать Кэрол? «Они его убили». Кто его убил? Боже! Он мертв!

Джим Невинс убит! Ну, коррупция. Ну, алчность. С этим все ясно. Но убийство?!

На Нью-Хэмпшир-авеню они остановились на красном сигнале семафора. Он извелся: до дома Невинса осталось два квартала!

Не успел желтый сигнал смениться зеленым, как такси сорвалось с места. Водитель газанул, но, проехав полквартала, затормозил. Они попали в пробку. Впереди мигали подфарники. Поток машин замер.

Эдриен выскочил из такси и стал пробираться между стоящими впереди автомобилями. Со стороны Флорида-авеню движение перекрыли патрульные машины. Полицейские свистели, указывали дорогу флюоресцирующими оранжевыми перчатками, направляя поток транспорта в объезд.

Он добежал до оцепления. За заградительной лентой стояли два офицера. Они заорали на него:

– Сюда нельзя, мистер!

– Иди-иди, приятель! Тебе тут не место.

Но ему там было самое место. Он прошмыгнул между двумя патрульными машинами с мигалками и помчался к груде покореженного металла и битого стекла – Эдриен сразу узнал эту кучу металлома. Это была машина Джима Невинса. То, что от нее осталось.

Задние дверцы фургона «Скорой помощи» были раскрыты. От груды металла двое санитаров несли носилки с телом, накрытым белым больничным покрывалом. Третий, с черным чемоданчиком, шагал рядом.

Эдриен подошел к нему, отстранив руку полицейского, пытающегося преградить ему путь.

– Не мешайте! – твердо сказал он полицейскому, хотя голос его дрожал.

– Извините, мистер, я не могу вам…

– Я прокурор. А этот человек, как мне кажется, мой друг…

Врач услышал, с каким отчаянием он произнес эти слова, и махнул рукой полицейскому. Эдриен взялся за покрывало. Врач мгновенно схватил его за руку.

– Ваш друг негр?

– Да.

– Его фамилия Невинс?

– Да.

– Он мертв, уверяю вас. Не надо смотреть.

– Вы не понимаете. Я должен посмотреть!

Эдриен отдернул покрывало. К горлу подступила тошнота. Он ужаснулся тому, что предстало его взору. У Невинса было снесено пол-лица. Там, где было горло, зияла кровавая дыра: ему вырвало половину шеи.

– Боже! О Господи!

Врач накинул покрывало на труп и знаком приказал санитарам внести носилки в фургон. Врач был совсем мальчишка, длинные светлые волосы обрамляли юное лицо.