Близнецы-соперники
Шрифт:
Но в цепи по-прежнему недостает звена. Он должен найти его, прежде чем состоится разговор с сыновьями. Что знают в Риме? Что удалось Ватикану узнать о Салониках? Вот почему он позвал сегодня этого человека. Священника по имени Лэнд, монсеньора из Нью-Йоркского архиепископства, который навещал его в больнице несколько месяцев назад.
За дверью спальни раздались шаги, потом послышались тихие голоса Джейн и посетителя. Священник!
Тяжелая дверь бесшумно отворилась. Джейн впустила гостя и вышла. Священник держал в руках книгу в кожаном переплете.
– Спасибо,
Лэнд улыбнулся и тронул кожаный переплет книги.
– Это «Милосердное завоевание. Во имя Господне». История клана Фонтини-Кристи. Мне подумалось, вам это может быть интересно, мистер Фонтин. Я обнаружил эту книгу очень давно в одной книжной лавке в Риме.
Монсеньор положил фолиант на тумбочку рядом с кроватью. Они пожали друг другу руки. Каждый из них, подумал Виктор, оценивает собеседника.
Лэнду было не более пятидесяти. Среднего роста, широкоплечий, с могучей грудью. Лицо резко очерченное, типичное лицо англиканского священника, карие глаза под густыми бровями – более темными, чем его коротко стриженные и тронутые сединой волосы. Приятное лицо, умные глаза.
– Боюсь, что издание было предпринято из тщеславных побуждений. Сомнительного достоинства привычка, типичная для начала века. Наверняка эта книга никогда не переиздавалась и написана по-итальянски.
– И к тому же старомодным североитальянским стилем, – добавил Лэнд. – Полагаю, что-то вроде придворного викторианского стиля, если подумать об английском эквиваленте. Со множеством архаизмов.
– Тут у вас преимущество! Мое знание языков не столь глубоко, как ваше.
– Но для Лох-Торридона оказалось достаточно, – сказал священник.
– Да, вероятно. Садитесь, пожалуйста, монсеньор Лэнд. – Виктор указал на стул рядом с кроватью. Священник сел. Они смотрели друг на друга. Виктор заговорил: – Несколько месяцев назад вы посетили меня в больнице. Зачем?
– Мне хотелось увидеть человека, чью жизнь я столь тщательно изучал. Позвольте быть с вами откровенным?
– Вы бы не пришли ко мне, если бы решили избрать иную линию поведения.
– Мне сказали тогда, что вам осталось жить недолго. И я самонадеянно вообразил, что вы позволите мне причастить вас.
– Что ж, это откровенно. И в самом деле самонадеянно.
– Я это понимал. Вот почему я больше не приходил. Вы тактичный человек, мистер Фонтин, но вам не удалось скрыть свои чувства.
Виктор внимательно посмотрел в лицо священника. Та же печаль, что запомнилась ему в больнице.
– Зачем вы изучали мою жизнь? Неужели Ватикан до сих пор занимается розысками? Неужели Донатти и его поступки не получили должной оценки?
– Ватикан постоянно что-то изучает. Исследует. Эти исследования не прекращаются. А Донатти не просто получил должную оценку. Он был отлучен от церкви, и его останки не были преданы земле по католическому обряду.
– Вы ответили на два моих последних вопроса, но не на первый. Почему – вы?
Монсеньор положил ногу на ногу, сцепив руки на колене.
– Меня интересует социальная и политическая история. Иными
– То есть казнь Фонтини-Кристи была прегрешением? Против чего? Здравого смысла? Морали?
– Пожалуйста, – быстро сказал священник. Он заговорил тихо, но настойчиво. – Мы оба знаем, чту это было. Убийство. Которое невозможно ни одобрить, ни простить.
Виктор вновь увидел печаль во взгляде священника.
– Я принимаю ваши слова. Я их не совсем понимаю, но я их принимаю. Итак, я стал предметом ваших социально-политических штудий?
– Вкупе с прочими проблемами того времени. Я уверен, вам они известны. Хотя в то время творилось немало добрых дел, было совершено многое, чему нет прощения. То, что случилось с вами, с вашей семьей, безусловно, относится к такого рода вещам.
– Я стал предметом вашего интереса?
– Вы стали моей навязчивой идеей! – Лэнд снова улыбнулся, несколько смущенно на этот раз. – Не забывайте, я ведь американец. Я учился в Риме, и имя Виктора Фонтина было мне хорошо известно. Я читал о вашей деятельности в послевоенной Европе – об этом писали все газеты. Я знал о вашем влиянии и в государственных, и в общественных кругах. Можете себе представить мое изумление, когда, изучая тот период, я вдруг обнаружил, что Виктор Фонтин и Витторио Фонтини-Кристи – одно и то же лицо.
– Вы смогли многое почерпнуть из ватиканских архивов обо мне?
– О семье Фонтини-Кристи – да. – Лэнд кивнул на фолиант в кожаном переплете. – Но, как и эта книга, найденные мною материалы были, боюсь, несколько необъективны. Хотя, конечно, не столь лестны. Но лично о вас – почти ничего. Признавался, разумеется, факт вашего существования. Вы первый ребенок Савароне мужского пола, который в настоящее время является американским гражданином и носит имя Виктор Фонтин. И более ничего. Досье обрывалось информацией, что остальные члены семьи Фонтини-Кристи были уничтожены фашистами. Такой конец показался мне неполным. Даже даты никакой не было указано.
– Чем меньше остается на бумаге, тем лучше!
– Да. И вот я стал изучать документы репарационного суда. Там я обнаружил куда более подробные сведения. Но то, что поначалу было простым любопытством, обернулось подлинным потрясением. Вы представили военному трибуналу обвинения. Эти обвинения я счел ужасными, нетерпимыми, ибо вы не обошли и церковь. И вы назвали имя священника курии – Гульямо Донатти. Это было недостающее звено моих поисков. Все, что требовалось.
– Вы хотите сказать, что в материалах, относящихся к семейству Фонтини-Кристи, не было упоминания имени Донатти?