Близнецы

Стоун Кэтрин

Мелани пыталась ответить, пыталась отыскать нужные слова в глубине своей памяти. Подробности ускользали от нее, но она вспоминала смутные образы чего-то ужасного. Ее глаза сощурились, когда она попыталась сосредоточиться.

– Эй! – Чарлз нежно поцеловал ее в щеку. – Не думай об этом сейчас. Все позади. Просто постарайся быстрее поправиться. Ладно?

Мелани нахмурилась. Туманные воспоминания беспокоили ее. Не думать о чем? И почему она не может говорить? Что у нее с горлом?

– Мелани. – Чарлз улыбнулся, глядя на нее любящим взглядом. – Помнишь то утро,

когда я увидел тебя среди роз в парке? Мне тогда так сильно хотелось обнять тебя. Я когда-нибудь рассказывал тебе об этом?

Мелани мгновенно перестала хмуриться, и ее лицо преобразилось, когда Чарлз отвлек ее от ужасных воспоминаний, напомнив о счастливых мгновениях. Восхитительные воспоминания о Мелани и Чарлзе.

Брук тихо выскользнула из палаты. Сейчас ей не надо находиться здесь, не нужно становиться свидетелем воссоединения. Мелани проснулась – и это все, что было необходимо знать Брук.

Ник был возле палаты Мелани и сердито смотрел на охранника, когда появилась Брук.

– Это моя вина, Ник. Я сказала ему, что ты не возражаешь.

– Зачем?

– Ей было нужно услышать его голос, Ник. Именно его, а не всех нас остальных, как бы сильно мы ни любили ее. – Она замолчала, потом прищурила глаза. – Почему ты так переживаешь из-за того, что Чарлз увиделся с ней? Может быть, это и входит в правила реанимационного отделения, но не имеет никакого отношения к полицейскому расследованию.

Серые глаза ничего не ответили ей.

– Ник?

– Просто тебе не стоило этого делать, Брук, – ровным голосом произнес Ник. Что-то не нравилось ему в поведении Чарлза Синклера. Его сильное волнение, ярость Адама Дрейка и замечание, что Чарлзу нельзя разрешать находиться рядом с ней…

– Нет, стоило, – спокойно ответила Брук. Ее темно-синие глаза заблестели. – Она проснулась благодаря ему…

«Благодаря тому, как сильно он любит ее».

– Она проснулась?

Брук кивнула и быстро смахнула горячую слезу.

– Брук, прости. Мне не следовало сердиться…

На следующее утро анестезиолог снял кислородную трубку. Мелани сначала закашлялась, затем сделала глубокий вдох и застонала от боли, когда ощутила, как в правой части груди словно вспыхнул огонь, в том месте, где вошел внутрь нож, а оставшиеся шрамы еще не успели зажить. Затем Мелани сделала менее глубокий вдох и снова почувствовала боль, но не такую сильную. Потом, когда врачи смотрели за ней, готовые снова подсоединить кислородную трубку, поскольку Мелани была еще такой слабой и испытывала сильную боль при дыхании, она начала дышать самостоятельно.

И говорить.

– О, – прошептала она голосом, хриплым из-за легкого раздражения горла от трубки. – О…

– Как дела, Мелани? – спросил анестезиолог. Ему необходим был более полный ответ, чем просто междометие.

– Хорошо, – промолвила Мелани, а потом с трудом вы давила из себя улыбку. – Лучше. В норме. Лучше, полагаю.

– Вас беспокоит боль в области груди?

Мелани кивнула. Она и раньше чувствовала эту боль вместе с ощущением боли во всем теле. Но сейчас, после

сделанного ею глубокого вдоха, боль намного усилилась.

– Если делать неглубокие вдохи, тогда вам лучше?

– Немного лучше, – подтвердила Мелани.

– Давайте дадим ей обезболивающее, – предложил пульмонолог.

Они не могли дать ей обезболивающее до того, как отключили искусственное дыхание, потому что лекарство затруднило бы ее дыхание или снизило жизненный тонус. Но теперь это можно было сделать. Она дышала самостоятельно.

– От этого лекарства боль утихнет, Мелани, и оно поможет вам делать более глубокие вдохи.

– Мне нравятся неглубокие вдохи.

– Знаю. Но легкие должны работать в полную силу, чтобы не возникло никаких осложнений.

– О!

Спустя час после того как Мелани отключили искусственное дыхание и дали обезболивающее, Нику разрешили допросить ее. Но только в течение нескольких минут, как сказали врачи. Мелани быстро утомляется, а ей необходимы силы, чтобы выздоравливать.

Мелани держалась изо всех сил. Она заставляла себя держаться, потому что ей нужно было поговорить о случившемся. Мелани все вспомнила: каждая деталь стояла у нее перед глазами, отпечаталась в памяти. Может быть, разговор об этом поможет избавиться от ужаса. До этого момента она не могла говорить. Она оказалась в ловушке среди капельниц, трубок, аппаратов искусственного дыхания и среди шума, который чуть не сводил ее с ума.

– Я хочу, чтобы сюда пришла Брук, – сказала Мелани Нику, когда он спросил ее об этом. – Если она сама хочет находиться здесь.

Брук хотела. Сначала Ник ответил «нет», чтобы уберечь Брук.

– Ник, если Мелани что-то известно, тогда убийца будет предполагать, что мне это известно тоже. Если же действительно есть что-то, то для меня безопаснее узнать об этом.

Нику пришлось согласиться: так было безопаснее. И все-таки окончательное решение оставалось за Мелани, а Мелани хотела, чтобы Брук находилась рядом с ней.

Брук держала свою сестру-близнеца за руку, пока Ник и Мелани разговаривали.

– У тебя есть предположения, кто это сделал? – спросил Ник.

Если у него очень мало времени из-за быстрой утомляемости Мелани, то лучше начать с самого главного.

– Я совершенно точно знаю, кто это сделал, – просто ответила Мелани. – Это был Робин Шепард.

– Что?

– Робин Шепард, – повторила Мелани. – Он сказал, что хочет написать обо мне в «Биографических очерках». Я подумала, что эту встречу организовал Адам…

Голубые глаза Мелани на какое-то время затуманились, когда она вспомнила, почему Адам мог бы организовать такое интервью. Она прогнала от себя ужасные воспоминания о горьких, ядовитых словах, которые бросила в лицо Чарлзу. И без этого достаточно ужасных воспоминаний.

– Как он выглядел? – поспешно спросил Ник.

– Я не видела ни его лица, ни его рук. У него на голове – и на лице – был черный чулок, а на руках – перчатки.

– А его глаза?

– Они были темно-карими. Его волосы были тоже темными. Я видела его волосы, торчащие из-под чулка.