Близости
Шрифт:
Адриан, ну брось, пожалуйста, попросил мужчина, нервно вскидывая руки к прическе. Я от и до на твоей стороне, я с Габи много месяцев не разговаривал, как она улетела — ни разу. Письма, бывает, приходят — это да, но там ничего существенного, честно.
Адриан еще мгновение смотрел на него, потом повернулся ко мне. Эти двое висели на телефоне чуть ли не каждый вечер, неумолимо продолжал он. У него вдруг прорезалась болтливость, он выкладывал мне все как на духу, будто я в курсе всяких подробностей его брака, хотя до этого самого момента он ни разу не обмолвился про жену и детей. Я прекрасно понимала, что Адриан не ко мне обращается, а к Кеесу, я лишь посредник, через которого идут его слова, и еще я понимала, что, стоя здесь, даю Адриану выговориться, выплеснуть
Просто она мне доверяла, еле слышно отозвался Кеес, а я-то, между прочим, вовсе не напрашивался. Звонила всегда она, это всегда была ее инициатива, я разве что перезванивал, если пропускал звонок, или в ответ на сообщение. И, главное, почему я? У нее толпа подружек! В любое время дня и ночи, вот правда, мне ее излияний даром не надо, достала, хоть плачь, а у меня и своих проблем навалом, сам знаешь. Он сделал умоляющий жест в сторону Адриана, но тот и бровью не повел, хотя, само собой, знал все, что нужно и не нужно, о Кеесовых злоключениях, очень может быть, что Кеес был частым гостем в их доме, когда еще дом существовал, типа семейный друг-холостяк.
Габи чуткостью никогда не отличалась, сказал Кеес и, глянув на Адриана, слегка пожал плечами: мол, что я тебе рассказываю. Но в те месяцы ее вообще зашкалило, я уже и на звонки-то отвечал через раз, только когда вечер был совсем свободен, а то ведь она по часу, по два, иногда больше, и ее не остановить, говоришь ей, что ко мне друг сейчас пришел или у меня дедлайн, а ей хоть бы что, у нее и в мыслях нет, что в мире бывают вещи поважнее ее проблем. Ну да, Габи привыкла, что ее слушают, и при всех ее недостатках ты должен признать, что она была… — нет, она и сейчас есть, она же не умерла, она все еще с нами, — что она грандиозная женщина.
Габи всегда была собой, раздраженно ответил Адриан. Кеес мгновение смотрел на него, потом кивнул, — по крайней мере, в этом они оба сошлись. Потом Кеес сказал, что ему пора: говорить больше было не о чем. Адриан сухо кивнул ему, закуривая вторую сигарету. Мы тоже не стали сильно задерживаться. Так с виду и не скажешь, произнес Адриан по пути к машине, а ведь Кеес — очень успешный адвокат, один из лучших в стране.
Я ответила, что как раз скажешь, адвоката сразу видно — вон какая у него гибкая мораль. Адриан покачал головой. По большому счету это вряд ли про мораль, ответил он, ну, или не настолько про мораль, как может показаться. Каждый заслуживает справедливой защиты в суде, даже самый безнравственный преступник, даже творивший нечто несусветное, зверства, которые и вообразить-то сложно, от одного рассказа о которых многие из нас заткнули бы уши и зажмурились бы. А у адвоката нет права на такую трусость, ему или ей нужно не только выслушать, но и тщательно изучить все данные об этих зверствах, он или она будет дышать этим, жить в этом. Мы вообще такое выдержать не в состоянии, а для адвоката это жизненная среда.
Адриан нахмурился. И меж тем Кеес — мелкий и, по сути, пустой человек, вот же парадокс — то ли личный, то ли природный. Я кивнула, и мы некоторое время шли молча. Мы дошли до его машины, я остановилась и повернулась к нему. На улице никого не было, и дождь перестал. Ты женат, сказала я.
Да, сразу согласился он. Правда, не знаю, надолго ли. Это ничего?
Слова совсем безыскусные, на грани бестактности, зато в этих словах не было попытки уклониться или избежать. Я тогда могла развернуться и уйти и не связываться больше с этим всем. Но меня обезоружила его честность — он задал такой простой вопрос, на который так трудно дать ответ. Я сознавала, даже в тот момент: видимость простоты — это вовсе не сама простота. И, как будто уловив мою нерешительность, он взял мою руку и поцеловал ладонь и пальцы. Я задрожала, когда его губы коснулись моей кожи. Он открыл дверцу, и я села в машину.
Это была моя первая ночь с Адрианом. Он без дальнейших разговоров повез меня с вечеринки прямо к себе домой, между нами тогда само собой установилось некое согласие. Он жил в квартире на верхних этажах солидного таунхауса, где для одного человека — слишком много места. Он отпер дверь, мы вошли, и мне сразу бросились в глаза следы присутствия Габи: ее пальто на вешалке в прихожей, золотой браслет в корзинке для мелочей возле двери. Меня при виде этих вещей передернуло, я вся вспыхнула, хотя было ясно: вещи здесь не потому, что Адриан ждет не дождется возвращения Габи, просто они никому не нужны. Адриан их вообще не замечал, он взял и впустил меня в дом и принял у меня пальто.
Он провел меня в гостиную, сказал, пойду принесу нам что-нибудь выпить, и исчез в кухне. Я осталась исследовать просторную удобную комнату: никакой вычурности, вместо нее — изысканный бардак. Полки были плотно заставлены книгами, но всякие безделушки и сувениры тоже присутствовали. На одной полке стояло фото в рамке: Адриан с женой и детьми. Кеес не преувеличивал, и правда потрясающая семья. Габи на самом деле была красивая, куда красивее, чем я могла вообразить, хотя в линии рта и в открытом взгляде, обращенном к камере, угадывалось высокомерие. Я все смотрела и смотрела на портрет: снимок, должно быть, сделали лет десять назад, Кеес говорил, что дети сейчас подростки, а на фотографии им было четыре, ну, может, пять лет. А вот Адриан и сейчас был примерно как мужчина на снимке, время и опыт его не состарили. Да, волосы поседели, морщин прибавилось — на лбу и возле рта, но в целом Адриан не изменился.
А если Адриан все тот же, подумала я, то и Габи наверняка такая, как на фото, ее красота не умалилась, ошеломляющая, как и десять лет назад. Я стояла перед снимком, и тут вернулся из кухни Адриан. Он встал у меня за спиной и сказал, что дети сейчас в Португалии, с женой. Ты и так знаешь, да? — добавил он и умолк. Я повернулась к нему и перестала думать о Габи и о детях на фото. Адриан потянул меня к себе, а я потянулась к нему. И в следующие несколько недель вещи, принадлежавшие жене Адриана, как-то незаметно исчезли, не все разом, но одна за другой. Фотография, правда, осталась.
4
Я смотрела на Адриана, сидевшего со мной за столиком. Перед ним лежала раскрытая карта вин, и он вопросительно повернул ее ко мне. Тяжелый день, сказала я. Давай тогда возьмем бутылку, предложил он и сделал знак официанту. Ты знаешь, что будешь? Я кивнула, на меню я, правда, глянула вполглаза, но в этом ресторане мы уже были несколько раз.
Официант принял наш заказ, и Адриан снова поднял на меня взгляд. А как там Яна? Адриан с Яной еще не были знакомы — они впервые увидятся как раз в эти выходные, Яна потому и выспрашивала у меня про еду для ужина. Я все не решалась их познакомить, хотя мы с Адрианом впервые встретились благодаря ей, косвенно по крайней мере, — на открытии выставки в Кунстмузеум [2] , вскоре после того как я прибыла в Гаагу. Яна пригласила меня на мероприятие и, представив группе людей, скрылась из виду — по очевидным причинам она знала тут куда больше народу, чем я.
2
Музей современного искусства в Гааге, одно из богатейших в Нидерландах собраний живописи и графики XIX–XX веков.
Так я и стояла с бокалом в незнакомой компании, беседу поддерживать не могла, потому что все начали по-английски, но съехали на голландский, а я тогда его почти не понимала. И я обратила внимание на Адриана: он казался таким непринужденным, но в разговор, который делался все оживленнее, тоже не вступал. Я довольно долго безмолвствовала и уже подумывала, как бы улизнуть, все-таки неудобно стоять с людьми и молчать как рыба. Тут-то Адриан и обратился ко мне: не хотите ли чего-нибудь выпить? Я сказала, что да, хочу, он взял из моей руки пустой бокал и, выдержав паузу, спросил: может, прогуляемся?