Блог возрастной модели
Шрифт:
Когда-то Алина мечтала быть актрисой, это так и осталось мечтой, но в 51 год ей вдруг захотелось прожить этот опыт, попробовать то, что не случилось в ее жизни в 17 лет. Странно, но ей это нравилось, хотя не все легко получалось. Например, она могла представить, что комната вся одного цвета, все предметы, пол и потолок. И она могла почувствовать, как цвет на нее влияет, могла это передать движением тела. А вот почувствовать энергию в руках после долгого растирания ладоней у Алины не получалось.
На одном занятии было упражнение, в котором Алина "открывала" себе себя. Алина рассказывала:
–
Но вот ведущий говорит нам меняться местами, а это значит, что и ролями. И этот вызов ко мне, привыкшей быть Зрителем, вводит меня в ступор поначалу. Сажусь на стул, "стараюсь быть активной". Понимаю, что надо быть искренней. У меня болит плечо, я недавно обожгла руку, тянет мышца на ноге…и вот я начинаю показывать свою боль. Мои зрители напротив ждут зрелища, возможно, им скучно смотреть на чьи-то боли, не знаю. Я не смотрю на них, я смотрю внутрь себя. И вдруг я принимаю решение быть честной до конца. Поворачиваюсь к зрителям спиной, сижу, склонив голову и свесив руки на спинку стула. Так и сижу почти минуту. Наверное, боль внутри проходит, или я вдруг решаю повернуться лицом к зрителям. Но что я могу им сказать, если всё уже сказано. Мои подруги по испытанию активностью что-то говорят наперебой, выкрикивают стихи, фразы, их руки и ноги постоянно в движении…
Я пою:
"И вот мне приснилось, что сердце моё не болит.
Оно – колокольчик фарфоровый в жёлтом Китае
На пагоде пёстрой… висит и приветно звенит,
В эмалевом небе дразня журавлиные стаи.
А тихая девушка в платье из красных шелков,
Где золотом вышиты осы, цветы и драконы,
С поджатыми ножками смотрит без мыслей и снов,
Внимательно слушая лёгкие, лёгкие звоны…"
Это романс Вертинского на стихи Гумилева.
Опыт или интуиция. История про один кастинг. Итог
Модельный шаг – это почти танец, фитнес, работа с мышцами тела, а не души. Но это мешало Алине записаться на уроки и учиться грациозно дефилировать, она хотела больше фотопозирования, а быть подиумной моделью ей не хотелось. С детства Алина любила "кривляться" перед зеркалом, изображать голосом и позами настроение, эмоции. А танцевальный ритм ей с трудом удавалось почувствовать. Она понимала музыку по-своему: могла кинуться в бешенную пляску под буйные ритмы, словно сбрасывая с себя неведомый стресс и страх. При этом легко и ритмично двигались руки, ноги, плечи, кисти, талия и бедра выписывали восьмерку, шея легко сворачивала голову набок влево и вправо.
Однажды после нескольких таких танцев за вечер на свадьбе брата у Алины заболело левое плечо. Болело полгода, видимо, она сильно потянула мышцы, не заметив в разгоряченном от танца теле неловкое движение рукой. После этого ей еще полгода понадобилось, чтобы с помощью специальных упражнений избавиться от боли.
В день кастинга Алина после занятия на "актерке" пошла прогуляться на Невский проспект и купила себе кожаный картуз, о котором мечтала несколько лет уже, а он никак не попадался. Прежний картуз она носила несколько лет подряд в своей "прошлой жизни", когда жила в другом городе.
Пока Алина ходила за картузом, ее подруги-модели "шагали" на уроке по модельному шагу. С утра Алина еще подумала, что из этой затеи с Неделей свадебной одежды, может, ничего не выйдет, судя по происходящему в мире "ковидному карнавалу". Тут и там вводились и отменялись ограничения для людей, страны открывали границы или запрещали въезд. Запреты на проведение массовых мероприятий приводили в уныние людей и вели к падению бизнесов.
Короче говоря, Алина не уверена была, что "выгорит" это мероприятие. Но на кастинг решила пойти: "Судьба дает шанс, – хотя бы узнаю, что такое кастинг", думала она.
Перед закрытой дверью в зеркальный зал, в котором перед этим два часа топали каблуками модели, стояло больше двадцати красивых женщин в черных и облегающих одеждах, как требовали правила кастинга. Женщины были оживлены и были на каблуках.
Блондинки, пара брюнеток, одна-две рыжие, среднего роста и сложения, одна высокая, парочка маленьких, женщины с выразительными искрящимися глазами, обведёнными стрелками и без стрелок, несмотря на уставшие веки, с морщинками на лбу и у рта, с крашенными корнями и естественной сединой, они были разные, взрослые женщины, решившие взять еще один шанс в этой жизни.
Только что они говорили о своих детях:
– У меня взрослая дочь. Ей скоро двадцать девять.
– Моей дочери тридцать.
– Моей – тридцать два.
– Кто больше, девочки!
У некоторых были внуки и внучки.
И все-таки они, подобно трепетным юным ланям, стояли перед дверью с очередным конкурсом судьбы.
– Кто знает, что там надо делать, на кастинге?
– Пройти от входа к экзаменаторам, встать в позировке, назвать имя, возраст.
Наконец, начали запускать по одной. Женщины заходили в зал дрожа, а спустя минуту-две выходили обратно в холл со стёртым выражением лица. Некоторые говорили, что их просили несколько раз пройти. Алина не понимала, что происходит, что это значит.
Пару раз Александрин, которая вместе с экзаменаторами находилась в зале кастинга, куда, как к дракону в пасть, уходили модели, выходила и "громким" шёпотом грозно вещала, что "в зале слышны все разговоры", требовала тишины. Возможно, она хотела так приободрить моделей, было непонятно.
И вот, почти под конец кастинга, пришла очередь Алины. Она зашла в зал, поздоровалась, с улыбкой подошла к экзаменаторам, представилась. Отдала композитку и собралась уже уходить, как вдруг ей говорят: