Блокада. Книга 3. Война в зазеркалье
Шрифт:
— А вы кто такие? — спрашивает баба. И голос у нее такой, как мне нравится — грудной, глубокий.
— Мы, — отвечаю, — бойцы вспомогательного подразделения Ваффен-СС Русская Освободительная Национальная армия. Меня, например, Василием звать.
Долго мы думали, как местным жителям представляться — и решили, что останемся гадами и предателями. Если немцев здесь уважают, значит, и нас примут, как родных. А если все-таки наткнемся на нормальных советских людей, так переубедить их мы сумеем. Жора, молодец,
— А чего тут делаете? — продолжает допрос баба. И не поймешь по ней, рада она видеть у своих ворот немецких прихвостней или готова нас на вилы поднять.
— Задание выполняем, — отвечает капитан.
Веско так говорит, со значением. Так, чтобы задавать вопросы у бабы желания больше не возникало.
И кладет руку на ворота. Обозначает, стало быть, намерения.
— Ну, заходите, — говорит она так, словно мы у нее последний кусок изо рта вынимаем. — Только у меня снедать нечего. У самой семеро по лавкам.
Ну, семеро — не семеро, а трое ребятишек в доме было. Один совсем мелкий, лет четырех, и двое постарше, годов восьми и двенадцати. Белобрысые все, глазастые. Сидят, смотрят на нас, боятся.
— А где мужик твой, хозяйка? — спрашивает капитан.
— Немцы забрали, — ровно отвечает баба. И ничего больше не говорит.
— Давно?
— Да в июне было.
И снова молчит. Понимай, как хочешь. Но капитан не отстает, упертый он.
— На работы, что ли?
— Может, и на работы. Только одна я осталась, а малых вон кормить чем-то надо.
Улыбается капитан.
— Ты не бойся, хозяйка, мы тебя не объедим. Ты нас чаем напои, и ладно. Посидим и дальше пойдем.
Лицо у бабы вроде попроще становится. Она ж, небось, думала, что мы у нее и вправду заночуем. Да что там, я и сам так думал! Правда, солнце еще высоко стоит, до ночи пол-леса можно облазить, партизан разыскивая.
— Раз так, — говорит, — за стол садитесь, бойцы. Петька, Лешка — ну-ка, быстро сбегали к тетке Матрене за сахаром!
Пацаны сразу в дверь. Самый маленький за ними было, сунулся, но баба его тут же поймала и на место усадила.
— А ты сиди, нечего тебе бегать!
Поставила самовар. Я к ней как бы случайно приблизился, чтобы помочь.
— А можно, — говорю, — поинтересоваться, как вас зовут?
Посмотрела она на меня без особого тепла во взоре, как Левка бы выразился.
— Оксана. А для вас — Оксана Дмитриевна.
Ну, я ей, конечно, улыбаюсь, но вижу, что на внимание мое она вовсе не реагирует. Только хотел завернуть ей какой-нибудь комплиментик, как капитан спрашивает:
— А кто в соседях у тебя, Оксана Дмитриевна?
— Тетка Матрена, да дед Степан, — отвечает. — У нас хутор маленький, мужиков не осталось, одни дети, бабы да старики.
— А что же с мужиками сталось? — щурится капитан. — Всех немцы забрали?
Пожимает
— Кого забрали, кто в лес ушел.
— Значит, в партизаны?
Молчит. Неразговорчивая у нас Оксана Дмитриевна.
В это время прибегает средний пацаненок с кулечком сахара. Протягивает ей и скороговоркой тараторит:
— Тетка Матрена просила соли вечером занести!
Хозяйка его по головенке потрепала и говорит:
— Ладно, иди во дворе с Петькой поиграй, только смотри, не баловаться!
Налила нам чаю, сахар в блюдечко высыпала.
— Ну, и что ж у вас за задание такое, бойцы?
— Секретное, — отвечает капитан. — Не хочешь помочь нам, Оксана Дмитриевна? Денег заплатим.
— На что мне деньги? Все равно на них куплять нечего.
— Про партизан-то нам расскажи, — говорит Шибанов.
— А я про них знаю? Ходят где-то по лесам, сюда не заглядывают.
— А что про них говорят? Сколько их, кто командиры?
Вижу, хозяйка наша злиться начинает.
— Что я вам, гестапо, что ли? Пойди да у них и спроси, если такой любопытный!
— Ну, не хочешь помогать законной власти, как хочешь, — сурово говорит капитан. — Мое дело предложить.
После этого разговор у нас сам собой прекращается. Допиваем мы чай, благодарим хозяйку и собираемся уходить.
И вдруг Лева, который все это время сидел, рта не раскрывая, спрашивает:
— Простите, хозяюшка, а где тут у вас, извиняюсь, сортир?
— Удобства во дворе, — отвечает Оксана Дмитриевна.
— Я на минуточку буквально, — извиняется Лева и выходит из дому. Ну, мы его ждем. Хозяйка как-то нервно на нас поглядывает. Минут через пять Лева возвращается как ни в чем ни бывало — веселый, глаза блестят. Спасибо, говорит, хозяйка, за доброту, за ласку.
Потом, когда уже в лес вошли, он нам говорит:
— А Петьки, старшего, во дворе не было.
Мы с капитаном на него смотрим вопросительно. А он только усмехается.
— Она пацанов за сахаром вдвоем посылала, вернулся только один. И во дворе он один играл — я весь участок осмотрел. К партизанам Петька ушел, про нас предупредить.
— Ага, — хмыкает капитан, — это нам очень даже кстати. Никого искать не надо, они нас сами найдут.
— И убьют, — говорит Лева. — Такие маленькие группы, как наша, для них вроде подарка к празднику.
Я даже остановился. А ведь прав наш Левка, думаю. Вот сейчас как из подлеска полоснут очередью — пишите потом письма мелким почерком.
— Ну, нет, — Шибанов головой мотает, — прямо сейчас — это вряд ли. Во-первых, пацан еще до них не добрался. Во-вторых, слишком близко к хутору. Тут они нас валить не станут, чтобы подозрений лишних не возбуждать. Подождут, пока мы поглубже в лес заберемся, там и кончат.