Блокада. Книга 4
Шрифт:
Ксения Ильинична посмотрела на меня и покачала головой.
— Да и ты, Верушка, видать, не очень сытно в госпитале-то своем живешь. Кожа да кости.
— Всем плохо, — сказала я.
— Одно утешение! — горько усмехнулась она.
Мы сидели у кухонного стола, возле чадящей коптилки. Ксения Ильинична была в шубе. Я тоже не раздевалась.
— Что там у вас военные-то говорят? — спросила Ксения Ильинична. — Скоро ли?..
— Идут бои.
— А у нас тут, за Нарвской, потише стало. Я Ивана спрашивала —
— Никто не вымрет! — резко возразила я. — Не сегодня-завтра прорвут блокаду.
И вдруг почувствовала, что последние слова произнесла как-то неуверенно, совсем не так, как говорила об этом недели три назад. Скорее уже по инерции.
— Дай-то бог, — почти шепотом сказала Ксения Ильинична.
Я встала.
— Куда ты, Вера? — недоуменно спросила Ксения Ильинична.
— Надо возвращаться в госпиталь.
Еще полчаса назад мне показалось бы невозможным, проделав длинный путь с Выборгской за Нарвскую, сразу же бежать назад.
Ведь еще уходя из госпиталя, я решила, что переночую у Торбеевых. Но сейчас, убедившись, что мама жива и спокойно спит, я поняла, что не могу оставаться здесь. Эта квартира с окнами, забитыми фанерой, показалась мне склепом. Только там, в госпитале, сознание, что я делаю важное, нужное дело, отвлекало меня от тяжелых мыслей.
— Ночью должны привезти раненых, — сказала я, будто оправдываясь перед Ксенией Ильиничной. — Мне необходимо быть на месте. Постараюсь, как только смогу, снова заглянуть к вам.
С тоской я подумала о том, что давно не видела отца. Спросила:
— А как себя чувствует папа?
— Говорю, исхудал очень, — повторила Ксения Ильинична. И добавила не то с завистью, не то с удивлением: — Только ведь он, Иван… железный какой-то. На вид исхудал, а изнутри… Ну, словом, точно балка тавровая в него заложена. Не гнется…
— Спасибо вам, Ксения Ильинична, за маму, — сказала я. — Без вас она бы…
У меня не было сил договорить. Будто кто-то сжал мне горло.
— Чего там, Веруша… — махнула рукой Торбеева. — Столько лет рядом, как родные, жили… Куда же ты пойдешь-то на ночь глядя?
— Доберусь, — сказала я, подумав, что ночью, на пустынной улице и в самом деле, может быть, легче остановить попутную военную машину.
Ксения Ильинична постояла с минуту на лестничной площадке, освещая мне дорогу, потом, еще раз попрощавшись, захлопнула дверь. Этот звук гулко отозвался в холодных стенах пустого подъезда.
Я стала спускаться, держась за перила, и вдруг послышался мужской голос:
— Эй, кто там есть наверху?
Я вздрогнула и остановилась. В госпитале, среди медперсонала, ходили слухи об участившихся в последние
Но нет, не только страх сковал меня. Раздавшийся голос показался мне странно знакомым…
— Эй, товарищ! — снова услышала я. — Подождите минуту, мне надо спросить…
Раздались гулкие шаги. Кто-то быстро поднимался по лестнице.
Первой моей безотчетной мыслью было бежать обратно, постучать в дверь Ксении Ильиничны. Но не смогла сделать ни шагу. Стояла в темноте, прижавшись к перилам, уже поняв, почувствовав, узнав, чей это голос. А шаги все приближались…
— Толя! — крикнула я. — Толя! Это ты?..
Через мгновение он был рядом. Я не видела ни его лица, ни обнимавших меня рук, только слышала голос:
— Вера! Веронька, это ты… ты?!
Я молчала, не в силах произнести ни слова, но руки мои тоже уже обнимали его.
— Ты подумай, какое счастье, — говорил он, задыхаясь от волнения, — я тут полчаса стучал в твою дверь, потом спустился на нижний этаж и там стучался. Но никого нет, дом точно вымер. Стоял и ждал, может, кто-нибудь случайно появится… хотел узнать… Вдруг слышу — наверху стукнула дверь…
Толя чиркнул спичкой, и я увидела его. Он стоял рядом в армейской шинели, с вещевым мешком за плечами, и в пальцах его вздрагивал крохотный огонек.
И я забыла, мгновенно забыла, что боялась встречи с Толей, как давала себе слово никогда не видеться с ним.
Меня охватила безотчетная радость от сознания, что Толя жив, что он рядом… Я не думала о прошлом, в этот момент для меня вообще не было никакого прошлого, ничего и никого, кроме Толи.
— Ну, чего же мы стоим здесь, на лестнице?! — воскликнул Анатолий.
— А куда мы пойдем? — спросила я, все еще ничего не соображая.
— Как куда? — недоуменно переспросил он. — К тебе! Ведь я же к тебе пришел, к тебе!
— Да, да, конечно… — растерянно пробормотала я, постепенно возвращаясь к реальной действительности, и подумала: «Может, пойти к Торбеевым?»
Но что-то удерживало меня, сама не знаю что. Может быть, просто не хотелось, чтобы кто-то третий присутствовал при нашем свидании. Не хотелось ничего объяснять. Никого, кроме Толи, видеть.
— Ну идем же, идем к тебе! — настойчиво повторял Толя и тянул меня за рукав.
Я сделала несколько нерешительных шагов вниз по лестнице, остановилась и сказала:
— Толенька, у нас же в квартире никого нет.
— Вот и хорошо! Мне никто и не нужен, кроме тебя!
— Подожди, Толя. Там уже недели три никто не живет. Отец на заводе, а мама переехала наверх, к своей старой знакомой. А в квартире у нас темно и холодно. Я сама уже давно туда не заходила…
— Ключ-то у тебя есть?