Блокада. Книга 5
Шрифт:
Васнецов даже чуть растерялся от такой напористости посетителя.
Верно, в феврале — марте на Кировском построили новый механический цех. И чугунолитейные восстановили. И на других предприятиях оборонного значения кое-что сделано — только за этот месяц они дали фронту сто орудий, почти восемьсот пулеметов, больше двухсот тысяч снарядов и столько же мин. И судостроители не простаивали — отремонтировали 227 кораблей и 360 катеров, заново построили для Ладожской флотилии тендеры, сварные металлические баржи. Верно, все это сделано.
Васнецов пристально смотрел в глаза сидящему перед ним человеку, стараясь по выражению лица проникнуть в его подлинные мысли.
— Ну что вы на меня так глядите, Сергей Афанасьевич? — опять усмехнулся Скворцов. — Помогать другим, насколько я знаю, старая ленинградская традиция! Согласны?
— Да, в этом я согласен с вами, — сказал Васнецов и вышел из-за стола, пересел в кресло напротив Скворцова, несколько мгновений пристально глядел ему в глаза. Потом сказал: — Послушайте, Антон Григорьевич, вы… член партии?
— Ну, разумеется, — продолжал улыбаться тот. — С тридцать второго. Верите? Или партбилет показать?
— Нет, нет, не надо. Я не к тому… Я… — Васнецов заговорил сбивчиво. — Я хочу, чтобы вы откровенно… как положено между коммунистами… Вам и в самом деле Ленинград представляется… таким?
— Каким?.. А-а, понимаю! — спохватился Скворцов. — Вы на меня как на марсианина смотрите! Так нет, я, Сергей Афанасьевич, не марсианин. И если сами вы призвали меня к откровенности, так уж не сердитесь за нее. У меня создается впечатление, что ваши производственники блокадой как щитом прикрываются. А мне со стороны виднее. Конечно, все было — и голод, и холод, и десятки тысяч смертей. Но сейчас вон на Филармонии объявление висит: открываем, мол, зал после капитального ремонта! На Невском морячки за девушками стреляют. В магазинах товары есть. Мало, конечно. А в Москве их, думаете, много?..
Васнецов не сводил удивленного взгляда с необычного собеседника. Васнецова коробило, возмущало, что этот человек с Большой земли говорит о Ленинграде как о самом обычном городе, что, зная лишь понаслышке о муках, которые пережил Ленинград, он позволяет себе высказываться о них как бы между прочим. Вся блокадная психология Васнецова протестовала против этого и требовала поставить Скворцова на место. А вместе с тем совсем другое, прямо противоположное чувство переполняло Васнецова — он радовался, что этот москвич заставил его самого посмотреть на происходящее вокруг другим, новым, непривычным взглядом.
Васнецов мог бы многое сказать Скворцову. Объяснить, что город еще не справился с последствиями голода, что из-за нехватки рабочих рук и строительных материалов — в частности, цемента — медленно идет ремонт жилых зданий, а потому законсервированный цементный завод будет пущен в ход в ближайшие недели; поделиться своими заботами о восстановлении канализации и водопровода — воду пока удалось подать только
И тут он вспомнил то, что слышал совсем недавно в кабинете Говорова. «Какие дома? Какой водопровод?! — подумал Васнецов. — Завтра или послезавтра снова надо поднимать население города на строительство укреплений».
Он нахмурился и сухо спросил Скворцова:
— Что конкретно вы просите от нас?
Тот поспешно полез во внутренний карман пиджака, вытащил оттуда листок бумаги, развернул его и подал Васнецову:
— Вот спецификация.
Васнецов мельком взглянул на бумагу, положил ее на стол и сказал, вставая:
— Оставьте. Я посоветуюсь. Посмотрим, что можно сделать.
Скворцов тоже поспешно встал, вежливо поблагодарил:
— Спасибо, товарищ Васнецов. С вашего разрешения, позвоню завтра утром…
Оставшись один, Васнецов вернулся за стол. «Нет, нет! — сказал он себе. — Не надо верить ему. Враг рядом, все восстановленное может быть снова разрушено, людям еще далеко до отдыха. Надо думать только о предстоящих боях. Не обольщаться радостными, посвежевшими лицами ленинградцев! Впереди новые испытания!..»
Он посмотрел на окно и вдруг спросил себя: «А почему я не открываю его, как это сделал Говоров?»
Васнецов подошел к окну и попытался открыть. Но заклеенная, промерзшая за зиму и разбухшая весной рама не поддавалась.
Он вызвал дежурного секретаря, спросил его:
— У вас есть стамеска?
— Что? — удивился секретарь.
— Ну, нож какой-нибудь! Я хочу открыть окно…
11
Рано утром Звягинцев проснулся от громкого стука в дверь.
— Кто? — крикнул он спросонья и приподнялся на локте, чтобы посмотреть, ушел ли уже Королев.
Ивана Максимовича не было, но в комнате стоял Савельев.
— Товарищ майор, вас в штаб обороны требуют. Поскорее приказано. Там начальство понаехало…
— Какое еще начальство? — угрюмо спросил Звягинцев, однако снял со спинки стула гимнастерку.
Одевался он не спеша. В последние дни Звягинцев все делал не спеша, будто во сне.
— Да побыстрее же, товарищ майор! — молил Савельев. — Там два генерала ждут. Я за вами на «эмке» прискакал.
Звягинцев будто не расслышал этих слов. Ему теперь все было безразлично.
Вот уже несколько дней он старательно избегал встреч с Королевым. Нарочно придумывал себе какое-нибудь дело, чтобы прийти на ночевку попозже, когда Королев ляжет спать. А проснувшись, не поднимал головы раньше, чем тот уйдет в цех.
И сейчас, натягивая сапоги, Звягинцев подумал мельком: «Хорошо, что эти генералы не нагрянули до ухода Ивана Максимовича».
Наконец он взял в руку фуражку и следом за Савельевым поднялся по лестнице наверх.