Блокада. Книга 5
Шрифт:
— Кто такой этот Манштейн?
— По данным разведки, один из тех немецких генералов, которые доказали свою преданность гитлеровскому режиму. Кстати, он летом прошлого года воевал под Ленинградом.
— Почему он заинтересовал вас теперь?
— Меня заинтересовал не Манштейн как таковой, а его армия, — ответил Говоров.
— Почему?
— Потому, Сергей Афанасьевич, что она, а не другая из немецких армий послана штурмовать Севастополь. Надо полагать, что именно эта армия лучше подготовлена для овладения городом-крепостью и, конечно, располагает артиллерией
— Но Севастополь-то держится!
Говоров опять стал методично постукивать пальцем по столу. Потом сказал:
— Думаю, что дни Севастополя сочтены. Третьего штурма он не выдержит.
Только теперь Васнецову стал понятен ход мыслей Говорова.
— Вы хотите сказать, что немцы могут после этого перебросить свою одиннадцатую армию или, во всяком случае, ее осадную артиллерию… под Ленинград?
— Не исключаю.
— Час от часу не легче, — вздохнул Васнецов. — Значит, вы считаете, что за третьим штурмом Севастополя последует штурм Ленинграда?
Это был чисто риторический вопрос — широчайший разворот инженерных оборонительных работ в Ленинграде исходил из вероятности близкой и почти неизбежной новой попытки немцев штурмовать город.
И все же Васнецов задал такой вопрос.
— По логике вещей — да, — сказал в ответ Говоров и добавил к тому же: — Трибуц доложил мне сегодня, что немцы усиленно минируют Финский залив, а его данные всегда точны.
— Хотят заблокировать наш флот?
На этот вопрос Говоров даже не ответил, перевел разговор в иную плоскость:
— Я подготовил некоторые практические предложения для обсуждения с Андреем Александровичем. Хотел бы предварительно посоветоваться с вами.
Он придвинул к себе толстую тетрадь, полистал ее и стал неторопливо пересказывать то, что было записано там:
— Во-первых, надо немедленно усилить шестнадцатый укрепленный район. Он слишком вытянут по фронту — от Усть-Тосно до Шлиссельбурга. Эта тонкая нить наиболее уязвима в случае штурма. Во-вторых, надо добавить войск ВОГу. Чем, в сущности, он располагает сейчас? Двумя стрелковыми бригадами и несколькими очень ослабленными артиллерийско-пулеметными батальонами. При той разветвленности инженерных сооружений, которую мы сейчас создаем, этих сил явно недостаточно.
— Где же взять дополнительные? — спросил Васнецов.
Говоров перевернул страничку своей тетради и, глядя на нее, продолжал:
— Нам надо иметь наготове двадцать четыре батальона с кораблей, двадцать два стрелковых батальона из пожарников и военизированной охраны предприятий. Наконец, двенадцать батальонов должна выставить милиция. Кроме того, придется, очевидно, снять с кораблей сто семьдесят пять стволов малокалиберной артиллерии. Затем ВОГ должен располагать не менее чем четырнадцатью дивизионами зенитной артиллерии, которая при необходимости будет вести огонь и по наземным целям. Следует также упорядочить патрулирование воздушного пространства над городом. Практически оно должно вестись круглосуточно.
Говоров заглянул на следующую страничку и закрыл свою тетрадь.
— Это все? — непроизвольно вырвалось у Васнецова.
— Нет,
«Люди, люди! — терзался мысленно Васнецов. — Нужны новые тысячи строителей…»
— Вот с этими предложениями и хочу пойти к товарищу Жданову, — спокойно закончил Говоров и отодвинул тетрадь в сторону.
— Думаю, что одобрит, — твердо сказал Васнецов, — хотя все это потребует нового неимоверного напряжения сил.
— Иного выхода нет, — как бы подвел итог Говоров. — То, что надо сделать сегодня, должно быть сделано сегодня.
Последнюю фразу он произнес каким-то несвойственным ему тоном. И во взгляде его, брошенном на Васнецова, промелькнула вроде бы настороженность.
«Наверное, мне почудилось это», — решил Васнецов, собираясь встать и распрощаться. Но Говоров сделал неожиданное движение, будто пытался удержать его, и подтвердил свой жест словами:
— Я могу… попросить вас, товарищ Васнецов… уделить еще несколько минут мне лично?
Васнецова словно громом поразило. Да Говоров ли это? Мог ли он произнести эти слова и таким тоном?
Васнецов посмотрел ему в глаза. И удивился еще более: они, эти серые немигающие глаза, вдруг почему-то утратили всегдашний свой холодок.
— У вас… что-нибудь случилось? — встревожился Васнецов.
— Нет. Ничего. Но я бы хотел…
Не закончив фразы, Говоров открыл ящик письменного стола, вынул оттуда большой лист бумаги и медленно протянул его Васнецову.
Тот еще издали увидел, что на листе было написано от руки всего несколько строчек.
Взяв бумагу из руки Говорова, Васнецов поднес ее ближе к настольной лампе и прочел:
«В партийную организацию штаба Ленинградского фронта.
Прошу принять меня в ряды Всесоюзной Коммунистической Партии (большевиков), вне которой не мыслю себя в решающие дни жестокой опасности для моей Родины.
15
Какую бы новую операцию ни готовил Гитлер и какова бы ни была конкретная цель этой операции, он никогда не забывал о Ленинграде.
Внимание Гитлера могло быть приковано к битве под Москвой, как это случилось в октябре — декабре 1941 года, или к сражению на юге Советской страны, которое развернулось там летом 1942 года, но при всем том маниакальный его взгляд постоянно обращался к Ленинграду.
Этот город неотступно маячил перед Гитлером. Для него Ленинград был не только важнейшим стратегическим объектом — ключом к Балтийскому морю, крупным промышленным центром. Он стал для него проклятием, злым роком, символом крушения генерального плана войны, носившего имя Фридриха Барбароссы. Ведь по этому плану группа армий «Север», устремленная на Ленинград, первой должна была достигнуть конечной своей стратегической цели…