Блудное художество
Шрифт:
– Федя!
– Ну?
– Федя, я не виноват, там все было подстроено…
– Что подстроено?
– Что Тимофееву елтону укосали… нарочно переодели…
– Ну тебя к монаху на хрен, и с той елтоной вместе… - задумчиво сказал Федька, глядя вниз.
Он невольно поежился. Все-таки Демкина конурка была в третьем жилье, выпрыгнуть несложно - а ну как ноги переломаешь? Вот тогда точно всем конец - и архаровцу Савину, и господину обер-полицмейстеру.
Двор был довольно просторный, как полагается, со всеми строениями - сараями, ледником, курятником, были тут и плодовые деревья, стоящие среди густой и высокой травы, и вбитый в землю стол с двумя лавками, и навес, под которым летом удобно заниматься домашними работами. Крыша этого навеса и привлекла Федьку. Он понимал, что сооружение ветхое и ненадежное, но иного пути выбраться отсюда не видел.
Жертвовать веревкой, которую он обычно таскал в кармане, архаровец не пожелал.
– Простыню давай, - приказал он Демке.
Достав из кармана нож, он пустил простыню на полосы, быстро их связал и получил ленту длиной саженей в шесть. Должно было хватить. И Федька стал привязывать ленту к скамье - если скамья встанет поперек окна, то слона выдержит, не то что архаровца, слона же Федька видывал и догадывался, сколько эта скотина весит.
Демка глядел на него сперва с недоверием, потом же, когда понял, что Федька и впрямь уйдет отсюда беспрепятственно, - со злостью.
Приладив скамью так, что она при рывке за ленту снизу должна была подскочить и перекрыть собой окно, Федька перекрестился. Божья помощь была сейчас крайне необходима.
– Федя! А я-то как же?!
– и Демка зачастил взволнованно, глядя в глаза товарищу с той истовостью, какая нередко бывает у записных врунов: - Это ж ты во всем виноват! А мне - расхлебывать! Кабы ты сюда не полез…
Одно Федька у Архарова все же перенял. Его кулак в нужную минуту действовал самостоятельно, не спросясь хозяина.
Даже не глянув на поверженного Демку, Федька перекинул ноги через подоконник, ухватился за простынную ленту и прыгнул вниз.
Ему удалось, оттолкнувшись ногами от стены, долететь до крыши навеса. А уж с нее соскочить на мягкую землю было несложно.
Очевидно, Каркан и Бурмяк, которых звала девка, находились в доме, потому что во дворе Федька обнаружил, выскочив из-за угла дома, ту самую троицу, что его впустила в калитку.
Нельзя сказать, что он был совсем безоружен - нож при себе имел, да и веревка в опытных руках на многое способна. Но против него было трое здоровых мужиков - и вряд ли жалостливых.
Федька достал нож и взял его в левую руку, а правую сжал в тугой кулак. Это был не простой кулак - а с закладкой. При правильном поединке за такую закладку, коли обнаружат, зрители могли и изувечить. Но вот беда - в жизни архаровцев почитай что и не было тех правильных поединков, того знаменитого охотницкого боя, которым раньше государей тешили. И многие таскали с собой кусочек свинца или подходящий камушек, чтобы зажать в кулаке.
– А ну, а ну, - сказал ему здоровенный одноглазый детина, выходя первым.
– Ишь, голубчик! А ну!…
Федька сдвинул черные свои брови, набычился.
Он мог, разумеется, отступить. В доме его убивать бы не стали - связали бы до возвращения Каина, который знает способности архаровцев и уж нашел бы, что предложить Федьке. Но это значило бы - спастись ценой жизни своего командира.
Архаровцы были невеликие любители благородно изъясняться. Их красноречие было такого качества, что случайно оказавшиеся рядом бабы и девки бешено краснели - или же ни слова не понимали. Отродясь никто из них Архарова командиром вслух не называл.
Но они были повязаны круговой порукой не только друг с дружкой. В кругу этом оказался и обер-полицмейстер.
Он вроде бы и недорого заплатил за свое право быть их предводителем - несколько раз самолично возглавил своих архаровцев в таком деле, где требуются литые кулаки и умение отчаянно биться. Дрался он в охотку, драка веселила его - но вот ведь какое следствие имели те побоища: в глубине души каждый архаровец считал его не бывшим Преображенского полка офицером, не полковником, не обер-полицмейстером, а вожаком. Главарем, коли угодно. Пертовым мазом, как повелось звать его заглазно.
Так что Федька ни секунды не колебался.
Он был один - противников трое. Но только он знал теперь правду о ловушке. И он просто обязан был пробиться наружу, просто обязан…
– Ан аван!
– сказал где-то в душе легкомысленный Клаварош. Послал, стало быть, вперед…
– Вкуред! Врепед!
– вразнобой приказало на байковский лад население Рязанского подворья.
– Бог с тобой!
– крикнул издалека Устин.
И Федька пошел на противника.
Шпаги у него не было - но он заметил прислоненную к забору палку, которую кто-то из Каиновой братии на досуге покрывал резными узорами. Пока же следовало обходиться ножом и кулаком.
Одноглазый был самый тяжелый детина из всех, ростом выше Федьки, и вышел он, расставив руки, словно желая поймать архаровца в охапку. Федька правдоподобно метнулся влево-вправо, словно бы отступая - и, вдруг устремившись вперед, ударил противника ребром башмака в колено. Башмаки у архаровцев были грубые, на толстой подошве, обычно задубелые от грязи, да Федька и всю душу вложил в этот удар.
Клаварош, помнится, толковал, что коленный сустав внутри оплетен незримыми веревками, но при везении может сквозь них проскочить наружу, и вправлять его - немалая морока, а потом, может, до конца жизни придется туго бинтовать поврежденное колено, и потому бойцы в портовых кабаках стараются ускальзывать от таких ударов.
Детина французских нравов не знал. Потому сильно удивился, когда левая нога под ним подломилась, словно сухожилие саблей подрубили. Он, уже падая, попытался схватить Федьку, но тот был ловок и помнил Клаварошеву фехтовальную науку - после удара не торчать, как хрен на насесте, а отскакивать быстрыми мелкими прыжками на полусогнутых ногах, готовясь и к обороне, и к следующему нападению.
Он не видел, да и не мог видеть, что по простынной полосе из окна карабкается Демка.
Двое оставшихся детинушек вмиг набрались разума, слушая вопли и ругань своего покалеченного товарища. Они сунулись было к Федьке разом, но тут уж пошла в ход архаровская наука, и кулак с закладкой крепко врезался в нос одному из противников. Второго, правда, Федька не совсем удачно ударил ножом - только одежду пропорол и кровавую полосу на теле оставил.