Блудное художество
Шрифт:
– Впервые я о нем слышал в столице, - подумав, отвечал граф.
– А от кого - уж не упомню, видать, персона была незначительная. Подумал еще - вот бы устроить у себя прием! А государыня ко мне приехала бы, теперь в особенности…
Обер-полицмейстер уже довольно знал государяню и согласился: именно теперь, когда Алеханово похищение авантурьеры не все одобряют, когда разносятся невероятные слухи: авантурьера-де от графа брюхата!
– так вот, Екатерина Алексеевна для того лишь, чтобы всех сплетников поставить на место, поехала бы на прием к графу.
– И велеть подать простую еду - говядину разварную, огурцы, кашу, как на постоялом дворе. Государыня простую-то и любит. Но подать в этом французском сервизе! И так ей его презентовать. Мог ли я знать, что мне его предложат?
Архаров усмехнулся. То, что о сервизе знали в столице, было очень важно для того мысленного сооружения, которое сейчас строилось у него в голове.
– А уж в Москве я опять про него услышал от наших главных вестовщиков.
Хотя двор уже полгода пребывал в Москве, Архаров так и не знал точно, кто первый придворный сплетник. Очевидно, эта должность не была постоянной.
– Кого вы имеете в виду, ваше сиятельство?
– Да Матюшкиных, кого ж еще. Граф с графиней - два живых бродячих барометра придворного климата, и коли они к кому с дружбой своей липнут, тот, выходит, у государыни в фаворе.
Алехан рассказал, как вышло, что он, приехав в Москву едва ль не инкогнито, в почтенном доме встретился с Матюшкиными и был ими обласкан.
– Да, я сам диву даюсь, откуда у сей четы разнообразные сведения, - признался обер-полицмейстер, отметив в уме, что участие Матюшкиных - тоже весьма важный кирпичик в умственном сооружении. И странное, надо сказать, участие!
– Они-то и рассказали мне великую тайну - мусью Роклор пытается продать в Москве сервиз фавориту, чтобы тот преподнес его государыне в честь празднования мира с турками. А фаворит, у коего деньги меж пальцев текут, сперва сильно обнадежил Роклора, а потом - на попятный, да и кобениться стал, так что бедняга француз чуть ли не в слезах от него уходит. А они узнали эту новость потому, что граф, в бытность свою в Париже, познакомился с Роклором и даже были у них какие-то общие проказы.
Архаров не хуже Алехана представлял, что это могли быть за проказы: ловкий комиссионер устроил проигравшемуся в прах русскому графу денежный заем, получив с того свой процент сразу же - и, возможно, от обеих сторон, потому что ясно было: сколько бы этот вертопрах ни проиграл, его долги оплатит какая-нибудь значительная особа.
– То бишь, о том, что сервиз был заказан еще покойным французским королем, вы узнали от Матюшкиных, ваше сиятельство?
– Или же от Роклора. Они мне его представили. Пожалуй, что от Роклора… Разве сие имеет значение?
Сие имело значение. Ежели приступить к розыску, Матюшкины будут все валить на Роклора - он-де солгал, а они ведать не ведали, что сервизишко краденый! А вот удастся ли изловить этого Роклора - еще вилами по воде писано.
– Стало быть, Ваше сиятельство решили поднести государыне сей сервиз?
– Роклор мне сухарницу показал и кофейник. А весь сервиз, сказал, спрятан в надежном месте, куда он лишний раз не лазит - так оно целее будет. Ну, Архаров, случалось мне богато едать, а такой посуды не видывал. Главное, сервиз точно таков, как должен ей понравиться - линии просты, четки, узор изящен, а ручки эти красненькие - впору умиляться. Казалось бы, велико ли диво - яшма. А как хорошо получилось! Там не столь золото - золото тьфу! Там работа бесценная. Не ремесло - художество! И решил - беру. А расплачусь камнями - я, Архаров, таких трофеев привез!… У меня в одном кармане - деревень пять или шесть обретается, да не захудалых каких-нибудь!
Граф сунул в карман руку и добыл драгоценности - длинные серьги с подвесками, запястья, броши, сцепившиеся между собой, так комом и выложил на каретное сиденье.
– Роклор, разумеется, был согласен.
– А что ж не соглашаться? Я-то его не гонял взад-вперед, как фаворит…
Граф замолчал.
Экипаж приятно покачивался - дорога у самой Москвы ровная, особливо у ямских слобод, где устраивают на праздники гоньбу, ездить - одно удовольствие. За экипажем вразнобой стучали копыта - на некотором расстоянии его сопровождали архаровцы и полицейские драгуны.
– Но как вышло, что сервиз оказался на Ходынском лугу?
– Глупейшая история, Архаров. Наиглупейшая! Постой-ка! Архаров, говори прямо - тебя на след фаворит навел? Это он тебя на меня натравил?
Тут обер-полицмейстер и онемел.
– Ты сказывал - сервиз-де краденый, ты-де за ним охотился! Кто тебя охотиться-то послал? А? Выслуживаешься перед государыней? Ты на носу заруби - она такого не любит! Тем, кто верно служит, цену знает… да и то не всех защитить может…
Алехан помрачнел. Возможно, он имел в виду самого себя.
Архаров все понимал - служа государыне, граф Орлов оказался под всеобщим ударом. Европа возмутилась, Польша кипела - авантурьеру, им похищенную, прямо называли родной дочерью покойной царицы Елизаветы Петровны и, загадочным образом, законной наследницей российского трона. То, что покойница замужем не была и законного потомства оставить не могла, Европу не смущало. А здешние российские недоброжелатели с того голоса свою песню завели - негоже-де матушке-царице такие услуги от графа Алехана принимать, он-де, чтобы бродяжку на корабль заманить, с ней доподлинно венчался, а потом-самозванцем был его приспешник де Рибас…
Очень может статься, что нынешний фаворит - того же мнения, ибо уж ему-то Орловы при дворе не надобны.
– Служу я Отечеству, - помолчав, сказал Архаров.
– А фаворит мне не указ. Он, я чай, меня и в лицо-то не запомнил.
Не удержался - высказал обиду! Господин Потемкин несколько раз не ответил ему на поклон, а Архаров по этой части был злопамятен. Коли бы посчитать, сколько раз забьывали поклониться ему влетающие в кабинет полицейские, да выдать обер-полицмейстеру столько золотых червонцев - и он бы, пожалуй, сумел приобрести сервиз графини Дюбарри. Но на лестнице, им изобретенной, было в ходу правило: высший может быть суров по отношению к низшему, однако правила светской любезности соблюдать безукоризненно.