Блудное художество
Шрифт:
И чем ближе был день торжества - тем тревожнее делалось на душе у Архарова. Да еще Шварц масла в огонь подбавил.
– При государыне покойной Елизавете Петровне было дельце - хорошо, что добром кончилось. Некий польский ксендз, чьего имени мы так и не вызнали, решил извести государыню и для того столковался с солдатом. И научил его учинить злое дело посредством порошков. И угадайте, сударь, как сыщики на след напали.
– Мало ли как?
– удивился вопросу Архаров.
– Проболтался кто-то по пьяному делу, как оно всегда бывает, коли с солдатами проказы затеваются.
– А вот и нет!
– с неожиданным весельем возразил Шварц.
– В Санкт-Петербурге чудный зверь на Васильевском острове завелся - охотясь на кур, не столь загрызал их, сколь ноги им отрывал. Лежит тулово нетронутое само по себе, ноги сами по себе, и перья вокруг раскиданы. А следов - никаких. Бабы не знали, что и думать, страх на людей напал, в Главную полицию дали знать. Нашелся умный человек - заметил, что земля вроде как порошком присыпана, собрал тот порошок. Оказался - вроде пороха. Тут уж все всполошились и довольно скоро изловили подлеца, что на соседских курах учился. Оказалось, ксендз его подучил, где государыня шествие иметь будет, подсыпать на землю для повреждения высочайшего здравия, и порошком в изобилии снабдил. А солдат сперва пробовал на курах, определял потребное количество. Так, сударь, не то было любопытно, что взрывной порошок злодеи сработали, а иное - с какой легкостью оный солдат мог его государыне под ноги подбросить. Он же, нарядясь в офицерское платье, и во дворце бывал, и в Царском Селе, и никто ему препоны не ставил. А на Ходынском лугу будут простой народ поить и угощать, тут кто угодно сможет до государыни добраться.
– Все бы тебе, черная душа, меня пугать, - буркнул Архаров.
– Ты к тому клонишь, что понадобится много людей для охраны государыни?
– И проверенных людей. Таких, что не только приказы исполнять умеют, но также наблюдательны и осторожны.
– Не было печали… - Архаров тяжко вздохнул.
– Ну что бы ее величеству не у нас, а в Петербурге мир праздновать?
День торжества был все ближе, тревога - все острее. Архаров несколько успокаивался лишь в те дни, когда государыня изволила уезжать в Коломенское - там ее охранять было не в пример легче.
Суета вокруг блудного сервиза попахивала нешуточной опасностью.
От размышлений обер-полицмейстера отвлекли архаровцы - наконец удалось изловить ловкую шуровку, промышлявшую у Кузнецкого моста. Она рядилась знатной особой, разъезжала в экипаже, а пальцы у нее были столь изумительной ловкости, что дама, у которой мошенница, словно бы поправляя мушку на щеке, вынимала из ушей серьги, совсем того не чувствовала.
А потом прибыли Тимофей и Захар Иванов.
– Ваша милость, - сказал Тимофей, - недоразумение получается. Мы на всякий случай Елизарьева привезли, да только, сдается, это не тот Елизарьев.
– Давайте его сюда. И за стариком Дементьевым пошлите!
В кабинет вошел, опираясь на костыль и отпихивая пожелавшего ему помочь Захара, злобный старик. Теперь он уже был в старомодном длинном кафтане и в парике из бараньей шерсти, который по летней жаре мог напялить разве что какой-нибудь умалишенный.
– Как звать?
– строго спросил Архаров.
– Семеном Елизарьевым, - отвечал старик.
Очевидно, суровый вид обер-полицмейстера несколько нагнал на него страху. Да еще взгляд исподлобья - Архаров даже как-то перед зеркалом изучал собственный взгляд, удивляясь его воздействию на слабые души.
– Стой тут, - велел Архаров.
Он сразу определил в старике обычного домашнего тирана, которого простой народ определил известной поговоркой: «Молодей против овец, а против молодца - и сам овца».
Старик остановился в трех шагах от стола. И стоял в ожидании довольно долго.
– Что ж ты, Семен Елизаров, мать твою конем любить, дома разбойничий притон завел?!
– вдруг заорал Архаров.
– Сам уж стар безобразничать, так молодых подбиваешь?
– Ваше сиятельство, ни сном, ни духом!
– еще громче взревел старик.
– Будут тебе и сон и дух в нижнем подвале! Тимофей, тащи его туда. Вопросов не задавать, пока не получит отеческого вразумления!
– Ваше сиятельство!…
– Ты полагал, коли имеешь старых дружков в полиции, так тебе все уж с рук сойдет?
– Ваше сиятельство, нет у меня в полиции дружков! Вот побожиться и святым крестом перекреститься - нет!
Старик, изрядно напуганный, осенил себя крестом.
Архаров на это хмыкнул - испуг-то был неподдельный, в голосе и выражении лица не чувствовалось вранья, да ведь такой старый хрен может оказаться ловчее самого Каина - и поверишь в его враки…
Вошел старик Дементьев. За ним, как можно неприметнее, - Федька, которому было страх как любопытно послушать, что скажет его добыча. Архаров заметил его маневр, но виду не подал, таким образом поощряя служебное рвение.
– Ну-ка, глянь на сего кавалера, - велел Архаров.
– Признаешь?
– Нет, ваша милость.
– Как так? Ты же всех канцеляристов помнишь с сотворения мира.
– Это ж Семен Елизаров!
– встрял Федька.
– Семен, да не тот. Который у нас служил, ему, поди, внуком приходится, - заявил Дементьев.
– Тот еще молодой детинушка, четырнадцати лет к нам копиистом нанялся…
– Так это ж мой Сенька!
– перебил его старик.
– Доподлинно Сенька, чадо мое младшее, лучше б и вовсе не рожалось!
– Федя!
– Архаров повернулся к подчиненному.
– Ваша милость!
– растерянно воскликнул Федька.
– Это меня Переверзев с толку сбил!
– Пошел вон! А ты, Елизаров, садись. Вот прямо тут расскажешь, чем твое беспутное чадо занимается и что у чада за приятель завелся с пистолетами.
Федька выскочил за дверь. Стыдно было - до жара, объявшего лицо, как будто к щекам горячие печные заслонки приложили.
К нему вышел из кабинета Захар Иванов и прикрыл за собой дверь.
– Абросимов-то совсем плох, - сказал он.
– Мы прямиком к доктору Воробьеву повезли. Уж не чаяли, что довезем. У него в чуланчике положили. Воробьев ругался - крови, говорит, раненый много потерял.
– Как же потерял? Это ты врешь, я видел - почти и не пролилась…
– Нож внутри жилу какую-то перебил, она вовнутрь из жилы излилась… Да что ты ко мне пристал, Воробьева вон спрашивай, он умный!
– огрызнулся Захар.
– Тоже врач сыскался… и без тебя тошнехонько…