Блудное художество
Шрифт:
– Ну, говори, Феклуша, как вышло, что твой братец удрал от тебя без штанов, - вот так, с шутки, Архаров начал допрос и даже изобразил подобие улыбки.
– Да ваше сиятельство… спал он, а я пошла корову доить и в стадо провожать… Прихожу - его нет. Как спал в исподнем, так и ушел.
– Куда бы и для чего он мог податься рано утром?
Феклушка вздохнула.
– Ваше сиятельство, должно, по службе. Он ведь все про соседку мою Марфу расспрашивал, а на той Марфе клейма ставить негде, сколько молодых девок перепортила! А против нее и слова сказать не смей, тут же кричит, что архаровцев на тебя… ахти мне!…
– Вот это новость, - сказал Архаров.
– Слышь, Карл Иванович? Пригрели змею на груди. А ты ничего не бойся и все обстоятельно обскажи - когда и для чего твой братец расспрашивал про Марфу. Что он там такого сомнительного приметил?
– А что к ней рано утром на огород кавалер ходит, - доложила Феклушка.
– И она с ним в летней кухне сидит.
Архаров и Шварц переглянулись.
– Мусью нашего, стало быть, можно с рогами поздравить, - заметил Архаров.
– Только какое дело Скесу до тех рогов?
Яшка всегда держался особо, ни с кем не ссорился, но и никому со своей любовью не приставал. Архаровцы и в полицейской конторе дружились теми же компаниями, что на чумном бастионе: Федька Савин - с Тимофеем Арсеньевым и с Демкой Костемаровым - когда они не были в ссоре; Ваня Носатый - с Сергейкой Ушаковым и Филей-Чкарем… Яшка-Скес с чумного времени сохранил нечто вроде привязанности к Харитону-Яману, с коим трудился на одной фуре, но Харитон погиб. Его место заступил Устин Петров - они стали приятелями. Скес с Клаварошем говорил только по служебной надобности, и уж не стал бы ночью бегать по огородам, чтобы уличить в неверности Клаварошеву зазнобу, такое и Федька, горячий в дружбе, не мог бы учудить.
– Нет, ваша милость, они там не любились, а только говорили, - вдруг объявила Феклушка.
– А ты почем знаешь?
– Бабы толковали.
– Так что же, бабы твои сквозь стенку видят, кто с кем любится?
– Не видят, а только они там не любились, - упрямо стояла на своем Феклушка.
– Сказывали, Марфа-то бесстыжая к нему в одной рубахе бегает, а только не любятся, разговоры ведут. Марфа-то хитрая! Коли бы хотела любиться - нашла бы место получше, чем кухня на огороде!
– И то верно… - задумчиво согласился Архаров. Он знал Марфу не первый год - она, промышляя скупкой краденого, могла назначать свидания с кем-то из шуров рано утром, чтобы не видал никто - ни Наташка, ни Тетеркин, ни Клаварош - в те дни, когда ночевал у нее. Шур, стало быть, из клевых… и добыча, надо полагать, непростая, раз Марфа не ленится вставать спозаранку…
Уж не связан ли Скесов розыск с той сухарницей из блудного сервиза мадам Дюбарри, что принес Марфе никому не ведомый Овсянников?
Это уже было похоже на правду - Яшка напал на след сервиза, но что ж он никому в полицейской конторе не сказался?
– Ваша милость, коли он не вернулся, стало, попал в беду, - сказал Шварц.
– Надобно искать тело.
– Ахти мне!
– Феклушка взялась за щеки.
– Тебе бы только покойников искать, - буркнул Архаров.
– Может, жив еще.
– Был бы жив - пришел бы, как полагается, и оделся. Не может быть, чтобы он без кафтана и штанов, в нарушение всех приличий, где-то более суток пребывал живой. Он мог в самом крайнем случае прислать кого-либо сюда, или же к приятелю своему Петрову, или же сам к нему прийти под покровом ночного мрака…
– Так. Ты, выходит, полагаешь, что Скес уже плывет вниз по Москве-реке?
– Меня бы сие не удивило, - хмуро отвечал Шварц.
– Ахти мне, - повторила испуганная Феклушка.
Архаров повернулся к ней и посмотрел тем самым неприятным взглядом, от коего бабы взвизгивали, а особа деликатная могла и чувств лишиться. Феклушка лишь шарахнулась.
– Ты сейчас пойдешь домой как ни в чем не бывало, - велел Архаров.
– А за тобой следом пойдут два наши молодца. Ты им покажешь, как твой братец от тебя огородами пробирался к Марфе, и скажешь также, кто еще из соседок об эту пору коров в стадо провожает. Так понемногу и догадаемся, куда он подевался.
– Ваша милость!
– воскликнул Устин, вскочив.
– Мне! Мне дозвольте, Христа ради! Я справлюсь!
– Тебя послать - так, чего доброго, вдогонку за Скесом поплывешь…
– Ваша милость, я же жил в Зарядье! Я там многих знаю, и меня также помнят! Мне скажут!… Пустите, Христа ради!
Такая мольба была в Устиновых глазах, что Архаров подумал: у бывшего дьячка совесть нечиста, норовит как-то покрыть грех.
– Ступай, Фекла Балуева, подожди за дверью, - сказал он.
– И ты, Карл Иванович, ступай. А ты, Петров, останься.
Устин глядел в пол, пока Архарову не надоело молчание.
– А ну, выкладывай все начистоту, как на исповеди! Что ты знаешь про тайный Яшкин розыск! На кой хрен ему карета графа Матюшкина? Как ко всей этой дряни Марфа приплелась?
– Ваша милость, я не знаю, Христом-Богом - не знаю!
– воскликнул Устин.
– А что ты знаешь? Для чего ты так рвешься Скеса искать?
– Ваша милость… Это… это дело божественное… Он ведь из-за меня в беду попал…
– Ну, ну, как это - из-за тебя?
– Я, ваша милость, с ним разговаривал, молитвы ему переписывал, а он… а я… он ведь теперь и помолиться-то не умеет из-за моего нерадения!…
До Архарова не сразу дошло, что Устин, как всегда, взвалил на себя тяжкий крест просвещения заблудших душ - на сей раз Яшкиной души.
– Более - ничего?
– Так это ж, ваша милость, главное!
– Вот отправлю тебя обратно во Всехсвятский храм дьячком или псаломщиком, - пригрозил Архаров.
– Я уж невесть что подумал. Ладно, ступай с той Феклой. Стой! Сыщи Федьку. Я знаю, он, дурак, от меня прячется. Скажи - я велел ему с вами пойти. Тогда хоть спокоен буду, что и ты не сгинешь безвестно, оставив одни портки с башмаками…
Федька горел желанием загладить свою оплошность.
Кабы он не вообразил сдуру, будто бывший канцелярист так же стар, как Дементьев, то мог изловить мнимого полицейского Семена Елизарова, а тот бы при помощи Шварца выдал своего дружка с немецкой фамилией Фальк.