Блуждающая во тьме

Тавор Миа

Время текло ужасно медленно. Массивная дверь надежно скрывала все, что происходило внутри, и сколько бы я не прикладывала к ней ухо, все равно не смогла услышать, что они там говорили. Приходилось только гадать, насколько они смогут быть убедительными.

Наконец дверь распахнулась. Дилан высунулся и оглядел коридор, убеждаясь, что, кроме меня, там никого нет.

– Давай сюда, – тихо велел он, подталкивая меня внутрь.

Я зашла и почувствовала себя в клетке со змеями – общество было далеко не из приятных. Миссис Джеймс сидела за своим столом, прямая и худая, как палка. Рядом, склонившись ей что-то нашептывал мистер Броуди. Его сутулая фигура с маленькой головкой над великоватым ему пиджаком напоминала черного ворона, усевшегося ей на плечо. Что ни говори, вместе они были славной парочкой.

Я посмотрела на Эрика, стараясь угадать по его лицу, чем закончился разговор, но он выглядел напряженным.

На вытянутом лице миссис Джеймс читалось раздражение. Стоило ей увидеть меня, как ее глаза сузились.

Она подняла руку – и мистер Броуди послушно прекратил свои нашептывания и немигающе уставился на меня.

– Я правильно поняла, мисс Леран, что вы хотите занять место Джин Холливер на соревновании? – едко поинтересовалась она, сверля меня холодным, надменным взглядом.

Стоять здесь, в ее кабинете, который был точным отражением ее – жестким, суровым, без какого-либо намека на предметы роскоши или уют – было словно попасть в тюрьму. Но пути назад не было. Я подняла голову.

– Да, это так.

Она приподняла бровь и презрительно скривила губы, как будто только сейчас окончательно поверила в то, что говорили ей в этой комнате несколькими минутами раньше.

– Вы оказались еще глупее, чем я предполагала, – произнесла она, оглядывая меня жестким взглядом. Она сделала паузу, в течение которой мы смотрели только друг на друга, забыв об остальных в этой комнате. В ее глазах я видела такую безжалостную, холодную ненависть, что мне невольно стало страшно. К моему несчастью, она прекрасно это видела и наблюдала за мной, как паук наблюдает за трепыхавшейся в паутине бабочкой. Бабочкой, которую ей подкинули совершенно бесплатно, осталось только вонзить в нее свое ядовитое жало.

Однако она снова приняла бесстрастный вид и продолжила:

– Если бы дело касалось только меня, то вы уже, должно быть, прекрасно осознаете, что ваше имя шло бы первым в синем списке участников. Но и это не было бы достаточным наказанием за вашу непростительную дерзость и непослушание, которые мы все наблюдали с первого вашего дня в стенах этой великой школы.

Она замолчала и смерила меня долгим взглядом, в котором читалось немое подтверждение ее словам. Если бы все зависело только от нее, мне бы точно не пришлось стоять здесь, перед ней, да еще и упрашивать ее о том, чтобы попасть на соревнование в качестве добычи, на которую будут охотиться красные.

– Но как вам, может быть, уже известно, я связана договором, который исключает ваше участие в этом году. Договором, за который вам следует благодарить, если не целовать руки мистеру Честертону, который ходатайствовал за вас. И вы, в вашей самой дерзкой манере, имеете наглость идти против него?

При упоминании об учителе, мистер Броуди состроил самую отвратительную гримасу, на которую был способен.

«Простите меня, мистер Честертон», – мысленно произнесла я прежде, чем ответить.

– Я знаю о договоре. И я знаю, что вы пошли на него не по своей воле. – Губы миссис Джеймс сжались. Я могла ей не напоминать – она не забывала об этом ни на секунду. – Поэтому прошу вас вернуть меня в список участников. А перед учителем я отвечу сама.

– Она сказала, что подтвердит, что мы ничего ей не делали, – встрял Эрик. – Поэтому никто, включая учителя биологии… и Майка – он чуть было не сплюнул, но сдержался, – уже ничего не сможет нам сделать. Вы больше не должны нас покрывать! Никто не может сказать, что мы в чем-то виноваты! Они могут сколько угодно орать об этом директору или еще кому-то, но без ее свидетельства, – он указал на меня, – это бесполезно. Пусть понадрывают глотки, я с удовольствием на это посмотрю!

– Вы уже сказали мне об этом, – холодный голос миссис Джеймс осадил его пыл. – И к слову, вы оба, – она смерила их суровым взглядом, – уже принесли мне достаточно хлопот. Совершенно лишних и напрасных хлопот. Так что сейчас я ожидаю от вас смиренного молчания. Я еще ничего не решила.

Эрик и Дилан покорно заткнулись, но на их лицах читалось раздражение. Видимо, миссис Джеймс нечасто, если вообще когда-то, разговаривала с ними в таком тоне.

Убедившись, что ее слова подействовали, она снова повернулась ко мне. Но говорить не торопилась, что-то обдумывая. Мистер Броуди с самого начала молчал, видимо, осознавая, что в такие моменты его дражайшей Патриции лучше не мешать. Все четверо, включая меня, затаили дыхание.

– Вы знаете, мисс Леран, обычно я не меняю списки, – сообщила она, откинувшись на спинку своего жесткого стула. Разительно отличавшегося от удобных кресел, которые стояли в учительских кабинетах, где мне уже довелось побывать. Мое сердце тревожно замерло. – Такие, как вы, я имею в виду ваш цвет формы, и те, кто носит еще более недостойную желтую форму, не выбирают, могут ли они участвовать или нет, – ее тонкие ноздри презрительно дрогнули. – О тех, кто носит красную форму, я, конечно, не говорю. Любой из нас с самого детства мечтает попасть на соревнование, ведь это, – она надменно приподняла тонкие брови, – удел лучших из лучших.

Эрик с Диланом беспокойно переступили с ноги на ногу. Они отчаянно желали, чтобы это определение распространялось и на них. Раньше я бы скривилась. Но теперь мне приходилось лишь слушать, ничем не выдавая своих истинных чувств, которые вызывали у меня все эти громкие эпитеты, которыми она без устали награждала красных.

– Каждый из тех, кто носит синюю форму, попадает в список за свои провинности и должен самостоятельно нести за них ответственность, – продолжила она с каменным лицом. – Хочет он того или нет. И меня абсолютно не интересует, что кто-то желает занять его место. Все уже решено, и, хоть мне это не нравится, я не буду ничего менять. Ваша соседка несет за вас негласную ответственность. И, к сожалению, она не справилась.

Я почувствовала, как меня заполняют отчаяние и гнев. Надежда что-то изменить стремительно ускользала у меня из рук.

– Джин ни в чем не провинилась! – воскликнула я, стиснув кулаки. – Вы внесли ее в список только, чтобы насолить мистеру Честертону. Вы сами прекрасно это знаете, так что не рассказывайте мне о якобы провинностях! Вам пришлось уступить ему меня, но вы-то знали, как он дорожит Джин из-за ее силы! Несмотря на то, что она не хочет использовать ее на уроках! – Я кинула гневный взгляд на мистера Броуди. В ответ он лишь фыркнул. Ему было совершенно наплевать на Джин. Его интересовало только то, что она для него делала. – Вы знали, что если заставите ее участвовать, то тем самым отомстите учителю за то, что он вырвал меня из ваших рук! Можете сколько угодно рассказывать всем про наказание, но вы просто не смогли ему этого простить. Вот и все!