Блуждающие в ночи
Шрифт:
— Эй, я сказал, направо.
— Нет.
— Что ты хочешь сказать своим «нет»?
— Я еду домой.
— Что?
— Ты слышал.
— Едешь домой?
— Вот именно.
— Ты хочешь сказать, в Мерфрисборо?
— Совершенно верно.
— Ты, должно быть, лишилась своих куриных мозгов!
— Я еду домой. — Саммер сжала зубы, вцепилась руками в руль, не глядя в его сторону.
— Тебе захотелось умереть или ты просто дурочка? Мерфрисборо — это где плохие дяди, ты разве забыла?
— Где были плохие дяди. Сейчас они скорее всего разъехались по
— Кончай трепаться, Розенкранц, и разворачивайся назад.
— Я Макафи, — прорычала Саммер, — и я еду домой! Я отказываюсь дальше участвовать во всем этом. Какие бы дела у тебя ни были, меня они не касаются. У меня свой бизнес, я была занята своим делом, когда ты похитил меня. Я не имею ничего общего с убийством того парня у похоронного бюро. И ничего общего с кражей микроавтобуса. Или тех трупов. Или этой машины. Я никогда в жизни не участвовала ни в чем противозаконном. Полиция ищет не меня. И ни у кого нет никаких оснований убивать меня.
— Да, в самом деле? — его голос был зловеще тих. — А как насчет меня?
— Что? — теперь она посмотрела на него.
— А если у меня есть эти основания? А если ты дала их мне? А если я в случае неповиновения сожму пальцами твою шею и выдавлю из тебя твою жизнь? Об этом ты подумала?
— Если хочешь, давай, делай это сейчас, — произнесла Саммер и снова стала следить за дорогой.
Наступило молчание, Саммер чувствовала на себе его взгляд. Она поняла, что он блефует, и это ему не очень понравилось. Женщина, однако, решила твердо стоять на своем. Каким бы подонком Стив Колхаун ни был, в каких бы скандалах ни замешан, какие бы преступления ни совершил, он все же не убийца. По крайней мере, сделала она оговорку, вспомнив с легкой дрожью первого водителя микроавтобуса, ее убивать он не будет. Она знала это так же хорошо, как свое имя,
— И почему же ты думаешь, что я не сделаю это?
— Я тебе сказала, валяй, если хочешь.
Наступила еще одна пауза.
— Послушай, Розенкранц…
— Макафи!
— Как хочешь. Возможно, я и не убью тебя, но те, кто гонятся за мной, убьют. В Мерфрисборо они смогут найти тебя. Разве ты не оставила свою сумку в похоронном бюро? Готов поспорить, что в ней твой адрес, не так ли? В водительских правах. Они отыщут тебя. Потому что им нужен я.
— Я скажу им, что ты похитил меня, воспользовался мною, чтобы выбраться за город, а потом отпустил, и это будет правда. Больше я ничего не знаю и не хочу знать.
— Они убьют тебя в любом случае, поверь мне, Розенкранц. Они найдут тебя и убьют.
— Тогда я уеду из города! — Она была так возбуждена, что не обратила внимания на «Розенкранц». — Моя мама на несколько недель поехала к сестре и ее детям в Калифорнию. Отправлюсь к ним первым же самолетом. Только переоденусь, брошу в чемодан несколько платьев и прямо в аэропорт. В Ноксвилл, не в Нашвилл.
— А как же ты доберешься до аэропорта? У тебя теперь нет машины, ты что, забыла?
— Вызову такси или сяду в автобус. Доберусь, не беспокойся!
— А в Калифорнии, ты думаешь, они до тебя не доберутся?
— Нет! Уверена, что не доберутся. Если надо будет, пойду в полицию. До настоящего момента я — честная гражданка. Меня защитят. В Калифорнии я пойду в полицию. Да, так я и сделаю.
— Если ты сейчас поедешь домой, ты можешь и не добраться до Калифорнии.
— Это ты так говоришь. А почему я должна слушать тебя? Никто убивать меня не собирается. Они хотят убить тебя. Почему, я не знаю. И не хочу знать. Я от души желаю тебе выбраться изо всего этого с целой шкурой, на самом деле желаю. Но я не хочу принимать в этом никакого участия. Я еду домой.
— И тебе наплевать, что я не вижу достаточно хорошо, чтобы вести машину? Что, по-твоему, мне делать, пока у меня не восстановится зрение?
Эта нахальная попытка разжалобить ее успеха не имела.
— Не хочу показаться бесчувственной, Франкенштейн, но это твои проблемы, — ответила Саммер и заколебалась, все же задетая за живое. — Если хочешь, можешь спрятаться в моем доме. На день или два. Пока не начнешь видеть.
— Ага, спасибо. Это первое место, где они начнут меня искать.
— Тогда брось машину и садись на автобус. На поезд или на самолет. Поступай как знаешь. А я еду домой.
В течение нескольких минут Колхаун не проронил ни слова. Саммер решила, что он исчерпал свои аргументы, и почувствовала себя спокойнее. Она действительно очень устала. Который сейчас час: четыре, половина пятого? Ее тело тосковало по сну. Трудный выдался день!
— Дома ты держишь деньги?
Внезапно прозвучавшие слова вернули ее к действительности. Она подозрительно посмотрела на него:
— А что?
— Я подумал, что ты могла бы одолжить мне немного. Мне понадобятся деньги на бензин.
— Кое-что я держу в чашке в одном из кухонных шкафов. Правда, там всего долларов тридцать. Можешь взять.
— Спасибо. Я верну их, — сказал он, а про себя, наверное, добавил: «Если останусь жив».
Саммер услышала окончание фразы, как если бы она была произнесена им вслух. Чувство вины снова кольнуло ее. Она взглянула на Стива, но он смотрел прямо перед собой на дорогу.
— У меня есть кредитная карточка.
— Да?
— С нее за один раз можно снять до двух сотен. Если нужно, возьмешь эти деньги тоже.
— А ты уверена, что она не осталась в сумке?
— Свои кредитные карточки я держу в более надежном месте.
— Вот как? И где же?
— В морозильнике. Благодаря этому я должна сначала разморозить их, прежде чем воспользоваться. Что-то вроде тормоза, который сдерживает меня, когда вдруг возникает искушение потратить то, что тратить нельзя.
— Хитро, Розенкранц. Ты прижимиста, да?
Саммер пожала плечами:
— Мне приходится жить по средствам.
— Я позабочусь о том, чтобы вернуть все, что ты одолжишь мне. Обещаю. Если только… — он замялся.