Блуждающие в ночи
Шрифт:
Саммер застонала.
Стив поднял голову и медленно улыбнулся. В этой улыбке было и признание ее темперамента, и благодарность, и обещание новых наслаждений. В искрящихся глубинах его черных глаз сквозила коварная мудрость змея-искусителя.
— Стив… — выдохнула она, умоляя его закончить.
Его глаза сверкнули, он снова лег на нее, обвив руками, прижал к себе, увлекая в лихорадочный порыв страсти.
На этот раз они вместе достигли вершины сладострастия. Когда он подвел ее к краю пропасти, то они рухнули вдвоем. Его хриплый крик слился с ее воплем, когда они, сжимая друг друга, летели
И только много времени спустя он нашел в себе силы, чтобы разомкнуть объятия и скатиться с нее.
Глава 26
Душа, подобно телу, живет тем,
чем питается.
Диди поняла, что начала осваиваться со своей ролью привидения.
Сначала ей было странно оказываться то тут, то там безо всякой, как ей казалось, системы или замысла. Вот и сейчас она снова находилась в гостиной того дома, где прошло ее детство, и обнаружила здесь свою маму и тетю Дот, которая перебралась к маме восемь лет назад, когда они обе с промежутком в год овдовели. В настоящий момент женщины пытались связаться с Диди через оую. [6]
6
Доска с нарисованными на ней буквами и другими знаками, снабженная указателем в виде вращающейся стрелки. Используется в спиритических сеансах.
— Говорю тебе, я видела ее. Видела так же ясно, как тебя сейчас! — уверяла мама.
— Я не утверждаю, что ты ее не видела, Сью. Я хочу только сказать, что эта оуя не реагирует на нее.
— Может быть, мы просто неправильно ею пользуемся.
— Я пользуюсь оуей всю мою жизнь, и уж я-то знаю, как это делается. Знаешь, это ведь оуя посоветовала мне выйти за Джетта, когда я была склонна отдать руку Карлу Оуэнсу.
— Не могу сказать, что это был хороший совет, — сказала мама.
И правда, про стычки тети Дот с дядей Джеттом ходили легенды. Диди уже почти забыла о них.
На этот раз, как ни старалась, она не смогла материализоваться, но управлять стрелкой оуи могла.
У-М-Е-Н-Я-В-С-Е-В-П-О-Р-Я-Д-К-Е
— Смотри, смотри, что получилось!
— А ты не подстроила это, Дороти Джин?
— Ты же знаешь, что я ни за что на свете не стала бы делать этого! Ой, смотри!
Я-Л-Ю-Б-Л-Ю-Т-Е-Б-Я-М-А-М
— Диди, Господи всемогущий, это Диди! Это моя девочка! Диди, Диди!
— Сью, успокойся. Сью, спроси ее, что случилось той ночью. Спроси ее быстрее!
Натруженные, некрасивые руки женщин тянулись с двух сторон к пластмассовой стрелке оуи, раскручивая ее снова и снова, но Диди уже унесло куда-то прочь.
В следующий раз она оказалась на студии звукозаписи в Нашвилле. Смазливая блондинка лет двадцати пяти с наушниками на голове и в алой мини-юбке что-то напевала в микрофон.
Диди обнаружила, что она смотрит на певицу из прозрачной кабины, где двое мужчин, хмурясь, вслушивались в голос, который Диди назвала бы писклявым.
— Нам надо добиться от нее большей громкости, Билл.
— Да, и похоже, что у нас ничего не выйдет. Это все, на что она способна. Ну да не беда. Мы запросто поправим дело. Черт побери, с нашей аппаратурой можно творить чудеса.
— В субботу вечером ей предстоит петь на фестивале «Нашвилл — не под фонограмму». «Агония» уже стоит в программе восемнадцатым номером. Критики спустят с нее шкуру живьем, если мы не добьемся, чтобы она пела как следует.
— Черт возьми, я был бы рад, ты меня знаешь. Эта девчушка хороша собой и поет вроде бы ничего, но мы-то с тобой знаем, что не видать ей контракта как своих ушей, если бы она не была замужем за Хенком Кетчумом.
— Да, ничего не скажешь, выйти замуж за хозяина «Джалапено рекордс» — это удачный шаг в карьере. Жаль, что мне это не пришло в голову.
— Не думаю, что тебе сделали бы предложение. Во всяком случае, лучше заткнуться, пока Кетчум подписывает нам платежную ведомость. — Билл нажал кнопку и сказал в микрофон: — Халли, крошка, постарайся потянуть эти высокие ноты чуть-чуть подольше, ладно, роднуля? И попробуй вложить в них побольше чувства. Представь себе, что твоя собака только что попала под машину.
— Я постараюсь, Билл.
— Спасибо, золотце. Это все, о чем я тебя прошу. Начнем сначала?
— О’ кей.
Билл снова нажал кнопку микрофона, сделал знак музыкантам и откинулся в своем кресле.
— На «Нашвилл — не под фонограмму» придется дать ей побольше подпевал и уповать на Господа, что нас пронесет.
Мне так плохо, мне так плохо без тебя,
И что делать, и что делать мне теперь?
Двое мужчин за режиссерским пультом выпрямились в своих креслах, пристально уставились на блондинку с микрофоном и недоверчиво переглянулись.
— Разрази меня гром! Эта девочка может петь!
— Черт побери, наше дело в шляпе!
А на сцене Диди постаралась овладеть своими голосовыми связками и вложить в песню всю душу. Читая слова с экрана-подсказки, Диди пела искренне, от сердца. В эти минуты она была ближе всего к райскому блаженству. Как никогда в своей жизни — или смерти.
…просто лечь и умереть, — только это все,
Пока что выше моих сил. И поэтому в агонии я.
Когда последние ноты замерли, Диди испытала знакомое ощущение, что ее куда-то всасывает. Она попыталась сопротивляться, но напрасно.
Ей так хотелось остаться здесь еще…
Голос из режиссерской будки гремел:
— Халли, девочка, все вышло отлично! Просто великолепно!
Снова обретя дар речи, Халли еле слышно пробормотала:
— Спасибо, Билл. На меня что-то нашло…
Но Диди не услышала конца беседы. Ее снова несло в водовороте.
Когда она наконец пришла в себя, была ночь. Диди очутилась на небольшом опрятном сельском кладбище. Ее муж склонился над могилой.
Усевшись на верхушку надгробного камня и подобрав под себя ноги, Диди наклонилась вперед (она обнаружила, что в качестве привидения может теперь проделывать такие трюки, не рискуя свалиться и разбить себе нос) и прочла надпись на камне: