Блюз мертвых птиц
Шрифт:
В следующее мгновение из-за дерева прямо на меня вышел Пьер Дюпре. В его левой руке была полуавтоматика не то тридцать второго, не то двадцать пятого калибра, и он целился прямо мне в лицо. Его подбородок был гордо приподнят, словно даже убивая кого-то, он не мог сбросить с себя надменность, которая, казалось, характеризовала его от рождения.
— Дэйв, цель на три часа! — крикнул Клет.
Я поднял свой дробовик и выстрелил, но было уже поздно. Я увидел огонь, вырвавшийся из дула полуавтоматики, словно зубцы пламени на свече зажигания, но не услышал звука выстрела. Вместо этого я почувствовал
Залп из моего дробовика не просто ушел в никуда — дуло было забито грязью, и ствол разорвало до самой помпы. Дробь от выстрела ушла вверх, осыпав нас измельченной листвой. Я начал клониться на бок, инстинктивно вытянув руку, словно в поисках стены, чтобы опереться, и с размаху ударился о землю.
Сквозь красную завесу я видел, как Клет стреляет в Пьера Дюпре, приближаясь к нему шаг за шагом в облаке летящих отстрелянных девятимиллиметровых гильз, всаживая одну пулю за другой в его грудь, голову и горло, докончив дело последним выстрелом в упор, когда тот уже лежал мертвым, раскинув ноги, у ствола черного дуба.
Я сел на покрывале из листвы, прислонился к стволу дерева и попытался наладить резкость в глазах и избавиться от звона в ушах. Клет сидел на корточках передо мной, глядя мне в глаза, придерживая мой подбородок рукой. Его рот двигался, но вместо слов я слышал лишь грохот подводных камней, бьющихся друг о друга в приливной волне.
Я видел Гретхен, приближающуюся ко мне, видел Алафер, севшую на колени рядом со мной. Она положила мою голову себе на грудь, говоря что-то, чего я не мог разобрать.
Я почувствовал, как дочь обнимает меня за голову, как гладит меня по глазам. Ее дыхание на моей коже казалось холодным, а волосы пахли листвой и сосновыми иголками.
— Что ты говоришь, Алафер? Я не понимаю ни слова.
Она пересела напротив меня, чтобы я мог видеть ее губы.
— Теперь ты меня слышишь?
— Да.
— Я думаю, что пуля прошила твою щеку. Мне кажется, что это поверхностное ранение, — прочел я по ее губам.
— Где Ти Джоли и Хелен?
— Мы оставили их у засохшего ручья, — ответила Алафер, — кто-то заблокировал подъездную аллею. Но их уже немного осталось.
По непонятным мне причинам ее слова, казалось, не имели никакого отношения к тому, что происходило вокруг нас, быть может, потому, что иногда глаз распознает опасность быстрее, чем мозг. Я нутром чуял, что происходит что-то чудовищно неправильное.
— Где твой пистолет? — спросил я у Гретхен.
— Я уронила его в темноте, когда выносила шерифа на улицу, — ответила она.
Я посмотрел на Клета, на пистолет в его руке и понял, что наша ситуация изменилась кардинальным и самым несправедливым образом, словно наши судьбы, сговорившись, решили лишить нас того, что по праву принадлежит нам, и отобрать у нас плоды победы. Запасная обойма, которую я дал Клету, была неполной, затвор «Беретты» был открыт на задержке при пустом патроннике. Я уже никому не мог помочь. Кровь пульсировала у меня в висках и стекала по щеке, деревья начали кружиться вокруг меня, я отвернулся к дереву, и меня вырвало в листву.
Я вдруг осознал, что черный призрак, презираемый и преследуемый
— Зря вы это сделали, — проговорил он.
Я слышал, как деревья трещат на ветру и как завывает стартер самолета-амфибии. Мотор завелся буквально на мгновение, но снова заглох. Мы смотрели на него без всякого выражения, все еще не понимая, как мы преподнесли себя столь беззащитными на милость человеку, который не только не обладал ни граммом милосердия, но даже гордился своей жестокостью.
— Я смотрю, Пьер все-таки зацепил вас, мистер Робишо, — сказал он.
— Считается только та пуля, что кладет тебя на два метра под землю, — ответил я, — похоже, что у вашего внучка или сынка, или кто он там, ночка-то не задалась. Он мертв, а это, похоже, надолго.
— Это вы сделали, мистер Персел? — спросил Дюпре.
— Я, и мне очень стыдно, — ответил Клет, — это все равно что задирать паралитика.
— И что мы имеем? Дайте-ка подумать, сказал Дюпре, — это правда, что наш маленький еврейский киллер здесь — ваша кровная дочь? Много лет назад я бы нашел для нее местечко. Мы щадили многих, кто был наполовину арийцем. Вы в курсе, что в каждом лагере был бордель? Думаю, подобное место просто создано для вас, мисс Хоровитц.
Дюпре пристально смотрел на Гретхен, лунный свет освещал его профиль, бросая на лицо тени от его морщин под глазами.
— Полетели бы вы со мной, если бы я сохранил вам жизнь?
— Это зависит от того, что у тебя на уме. Смотрел фильм «Мумия»? — спросила Гретхен. — Там еще Борис Карлофф играл. Думаю, если будет ремейк, ты бы его затмил. К тому же без грима сыграешь. Слушай, а почему у тебя штаны на заднице топорщатся, ты что, в подгузниках для взрослых щеголяешь? Неудобно, наверное, свое дерьмо таскать повсюду с собой.
— Где Варина Лебуф? — спросил я, пытаясь отвлечь Дюпре. Это было не так уж легко, Гретхен завладела всем его вниманием. — Варина в самолете? — продолжил я. — Она ненавидит вас всеми фибрами души, мистер Дюпре. Вряд ли вам удастся ее контролировать.
— Именно поэтому она сейчас лежит, пристегнутая наручниками, в подсобке, — ответил старик и посмотрел в сторону дома. — Я вижу, вы подожгли дом. Премного благодарен.
Сквозь туман до меня вновь донеслись звуки стартера самолета, но на этот раз мотор завелся, и я увидел, как тончает туман от потока воздуха от его винта и как среди белесой дымки появляются его очертания на фоне воды и лопухов на дальнем берегу.
Дюпре переместился к углу хижины, чтобы видеть нас, дом, двор и самолет. Он посмотрел на нас так, словно располагал нас в фотографической рамке, или, быть может, так, как он когда-то наблюдал сквозь смотровое отверстие в душевую, полную нагих людей, которым пообещали жизнь в обмен на смерть их сокамерников.