Боевой вестник

Цормудян Сурен Сейранович

Девушка разжала дрожащие и кровоточащие ладони.

— Инара сказала, что вы убили человека десять дней назад, на потешном пиру… Я испугалась… Вы были так злы…

— О боги! — Кристан обнял ее и с ужасом смотрел на глубокие порезы в девичьих ладонях. — Леон, что ты наделал?

— Она сама виновата! Глупая девчонка, ты же чуть пальцев не лишилась! Проклятье…

Принц бросил меч и кинулся к скамье. Подпрыгнул с разбегу и сдернул шелк навеса. Длинные палки попадали, но даже ударившее вдруг в лицо Мортигорну солнце не разбудило

его — тот лишь причмокнул и захрапел вновь. Леон оторвал полосу шелка и бегом вернулся к девице.

— Фатис, подай вина! Надо полить ее раны!

— Там пусто, мой господин! Уильям выпил все! Но есть вода! — Евнух уже семенил к ним, держа в руках кувшин.

— Давай скорее. — Принц разорвал полосу шелка на две части и протянул одну Кристану. — Перевяжи ей одну руку, я вторую. Фатис, скорее!

— Уже здесь, мой господин… — Евнух промыл раны Ники.

Она плакала и вздрагивала. Принц и сквайр стали торопливо перевязывать ее ладони.

— Потерпи, девочка, — бормотал Леон, в котором вид крови этой прелестницы разом унял боевой пыл и злобу. — И прости меня. Но ты все же дурочка. Разве так можно?

— Простите… ваше высочество. Я испугалась… за Криса…

— Она зовет тебя Крисом? О боги! — Леон покачал головой. — Глупые нежности… Да ничего бы я ему не сделал. Поцарапал бы немного. Мужчинам это полезно иной раз.

— Не разлучайте нас, прошу…

— Не буду, девочка, успокойся. И постарайся унять эту дрожь, я не могу хорошенько затянуть твою рану.

— Простите…

— Не извиняйся, глупая. Просто перестань дрожать. Надо остановить кровь. Вот так… Умница. Все будет хорошо. Раны не страшные… Ведь так, Фатис?

— Д-да… — Евнух торопливо закивал, подтверждая не совсем правдивые слова Леона.

— Скорее веди ее во дворец и сделай все, что нужно, ты же врачеватель, ко всем твоим достоинствам, — закончив перевязку, велел евнуху принц.

— Да, мой господин, не беспокойтесь.

— Спаси ее руки и проси у меня всего, чего пожелаешь. Ты понял? — шепнул принц, схватив Кергелена за одежду и крепко прижав к себе.

— Я все сделаю. — Фатис взял за локоть плачущую девушку. — Идем, дитя. Идем.

— Милая, все будет хорошо, — сказал ей на прощание Кристан.

— Я люблю тебя, Крис… — всхлипнула она, обернувшись, увлекаемая рабом в сторону дворца.

Леон какое-то время в недоумении смотрел ей вслед, потом хмуро уставился на молодого Брекенриджа.

— Это что, черт возьми, значит?

— Ты едва ей руки не отсек, и ты меня спрашиваешь? — дрожащим голосом воскликнул Кристан.

— Что, черт тебя дери, значат ее слова?

— А как ты думаешь? — Сквайр сделал решительный шаг в его сторону.

— Умом тронулся, что ли? Какая, к тринадцатому, любовь? Она же рабыня! Твоя временная наложница!

— Она живой человек! Да тебе этого и не понять!

— Возьми себя в руки, глупец! — Перепачканными в крови и пыли ладонями принц схватил Кристана

за ворот синей котты и как следует встряхнул. — Очнись! Она для того, чтобы скрашивать твой досуг, и будет говорить то, что ей положено! А ты принимаешь это за чистую монету!

— Ты ничего не знаешь! — рявкнул Брекенридж и вырвался из крепкой хватки Леона.

— И впредь никогда не смей спорить со мной в присутствии тассирийцев! Ты уже знаком с их нравами и знаешь, как они здесь относятся к людям королевской крови! Твоя дерзость заставит их смотреть на меня так же свысока, как это порой позволяешь себе ты!

— Я никогда не смотрел на тебя свысока, Леон! Но то, что ты здесь устроил…

— Помолчи и слушай, недоумок! Мы здесь не на отдыхе! Мы должны познать этот мир! Их нравы и оружие! Манеру воевать и манеру лгать или говорить правду! Но для тебя весь мир померк из-за этой девчонки! А девки, уж поверь мне, всюду одинаковы и познавать здесь нечего! Я не намерен более объяснять тебе столь очевидные вещи!

Он злобно пнул щебенку, которой была посыпана площадка для тренировок, и, собрав лежавшее оружие, направился к скамье.

Это место Леон выбирал сам. Вокруг довольно густо росли пальмы, скрывая площадку от взоров из окон. Он понимал, что за ними будут наблюдать. И наверняка не просто любопытствующие, но и те, кому это полагается по должности, как, например, барону Глендауэру при дворе его отца. Но принц не любил внимания к своей персоне, кроме тех случаев, когда сам такового добивался. Конечно, вполне может быть, что и Фатис Кергелен обязан доносить своим хозяевам обо всем, что делают и говорят заморские гости. Но к евнуху принц уж как-то привык, да и ничего, что могло бы оскорбить гассирийцев, в его присутствии не высказывалось.

Нахлынувшая усталость и жаркое солнце заставили Леона присесть на скамью. Он задумчиво глядел на бирган, измазанный соусом, собирал засохшую чесночно-перечную массу и скатывал в комки. Затем повернул голову направо. Проклятого лентяя Мортигорна не разбудили ни схватка, ни крики, ни солнце. Стоило бы и его озадачить, чтобы научился владеть мечом. Но в роду баронов Мортигорнов, кажется, отродясь никто не обременял себя воинским ремеслом. Мортигорны из торговых гильдий, и главное их оружие — звонкая монета. Хотя, конечно, костяные лики не звенят, а ими это семейство владело в достатке.

Леон кинул перечно-чесночный комок прямиком в полуоткрытую и храпящую пасть. Спящий поперхнулся, забулькал, засопел и наконец проснулся, сплевывая.

— Что случилось? — хрипло проговорил он.

— Ничего, — мрачно отозвался принц. — Но если ты столь чутко спать будешь, то тебе не только шершень в рот залетит, но и слон в зад поимеет.

— Чего?

— Да ничего! Спи дальше, недоумок!

Уильям окинул трех гринвельдцев ничего не понимающим взором, встряхнул мех с вином и, убедившись, что тот пуст, тяжело вздохнул.